Император Терний - читать онлайн книгу. Автор: Марк Лоуренс cтр.№ 11

— Скажу, что люди, которые проводят время в таких местах, болеют и умирают. Некоторых яд разъедает годами, других хватает на несколько недель или даже дней, у них выпадают зубы и волосы, их рвет кровью.

— Тогда я быстро.

За закрытым ртом сомнения пытались захватить мой язык.

— Там есть такие места, с виду ничем не примечательные, разве что совсем уж пустынные, где с человека кожа на ходу отваливается. — Дядя оттолкнул лошадь и шагнул ко мне. — Все, что там растет, искорежено, все, что живет, — противоестественно. Сомневаюсь, что в твоем случае необходимость превосходит риск.

— Ты прав, — сказал я. И он действительно был прав. Но когда это мир вот так просто делился на правильное и неправильное? Я дважды моргнул, красная точка смотрела на меня из темноты моих собственных век. — Я знаю, что ты прав, но я отнюдь не всегда склонен выбирать верный путь, дядя. Я исследователь. А тебя к чему-то такому не тянет?

Он почесал бороду, на обеспокоенном лице мелькнула ухмылка.

— Изучать что-то новое?

— Я должен рисковать по-глупому, пока молод, верно? Лучше сейчас, чем тогда, когда та маленькая девочка, что ты нашел для меня, вырастет и станет ожидать, что я буду содержать ее в шелках и роскоши. Если мои ошибки окажутся роковыми, найди ей другого мужа.

— Это не имеет никакого отношения к Миане. Тебе просто не следует этого делать, Йорг. Если бы я думал, что могу остановить тебя, сказал бы «нет» и приставил бы к тебе стражу.

Я поклонился, развернулся и ушел.

— Возьму мула. Не стоит рисковать хорошей кониной.

— О, в этом мы сходимся, — крикнул он мне вслед. — Не давай ему там пить стоячую воду.

Я вышел на свет. Холодный ветер с моря все еще бушевал во дворе, но солнце палило нещадно.

— Сначала загляни к источникам Каррод! — донесся до меня голос Роберта, когда я уже направился к себе.

— Каласади и Ибн Файед.

Имена казались экзотическими.

— Человек власти и властный человек. — Мой дед восседал на троне, где сидели графы Морроу, поколение за поколением, глядя на море.

Круг из стекла Зодчих, более крепкий, чем окружающие его стены, диаметром в три метра, показал нам Срединное море, которое пестрело белыми барашками волн, превращенное земным изгибом в лазурную бесконечность. За этой далью, за островами Корсаров, не дальше от нас, чем город Крат, лежал Рим и его владения.

Калиф Ибн Файед держал свой двор в сердце пустыни, но его корабли бороздили моря, руки мавров тянулись к этим землям, которые уже целую вечность переходили то к христианам, то к мусульманам. Матемаг Ибн Файеда Каласади, скорее всего, вернулся в тень трона калифа, дабы рассчитать оптимальное время для следующего удара и шансы на успех.

Далеко внизу волна ударила о скалу, но дрожь от нее не достигала комнаты, лишь мелкие капли усеивали стекло. Дважды в день туда отправляли мальчика-слугу с ведром и тряпкой, дабы ничто, кроме возраста, не затуманивало зрение моего деда.

— Четыре паруса, — сказал он.

Я видел лишь три. Торговое судно с красной кормой тяжело шло вдоль берега, чуть впереди — две рыбацкие лодки.

Дед заметил, что я нахмурился.

— Там, на горизонте.

Голос его и в старости остался мягким.

Мелькнуло что-то белое. Паруса какого-то судна дальнего плавания. Боевой корабль? Пиратский катер? Или плоскодонка из Египта, груженная сокровищами?

Я подошел ближе к окну, прижал ладонь к его холодной поверхности. Сколько веков назад оно было украдено и из каких руин? У Рэдмона в его продуваемой ветрами башне наверняка был свиток, хранящий эту тайну.

— Не могу допустить, чтобы они жили, — сказал я.

Калиф для меня — всего лишь имя, Каласади наполнял мои мысли. Человек чисел.

Дед рассмеялся, сделанная из китового уса спинка кресла поднималась над ним, словно брызги волны, ударившей об скалы.

— Ты собираешься затравить любого, кто тебя обидел, Йорг? Вообще любого? Как бы далеко он ни скрывался? Мне кажется, таким образом можно стать рабом случая, человеком, который вечно на охоте, которому некогда жить.

— Они с радостью посмотрели бы, как ты вопишь, умирая от яда. И твоя жена. И твой сын.

— И свалили бы вину на тебя.

Он широко зевнул, так, что челюсти хрустнули, и пробежал ладонями по колючей бороде.

— Яд — грязное оружие, — сказал я.

Не то чтобы я пренебрег им в Геллете. Мой взгляд на мир уравновешен, но равновесие неизменно в мою пользу.

— Мы играем в грязную игру, — кивнул дед, разглядывая меня окруженными морщинками глазами, так похожими на глаза моей матери.

Возможно, вовсе не яд так раздражал меня. Или попытка сокрушить меня — случайный порыв, и Ибн Файед тут вовсе ни при чем. Я вспомнил единственный раз, когда видел Каласади в том дворе, как он тогда оценивал и высчитывал возможности. Может, то отсутствие злых намерений придало всему личностную окраску; он представил меня набором чисел и подсчитывал шансы. Призрак Фекслера был сотворен, когда настоящего человека низвели до цифр. Мне, как оказалось, это не понравилось.

— Они посягнули на мою семью, — сказал я и пожал плечами. — Я создал королевство благодаря тому, что не оставлял подобное безнаказанным.

Дед посмотрел на меня. Солнечный свет струился из окна у него за спиной, обращая меня в тень. Что происходит за тем золотым кружочком, подумал я, какие расчеты? Мы все их делаем. Не так хладнокровно, как Каласади, но в любом случае это своего рода арифметика. Что он сотворил со мной, разбавив свое семя, отдав любимую дочь ненавистному Анкрату? Всего месяц назад для него это было лишь имя. Он не помнил ребенка, так что образ невинного дитяти не мог смягчить жестокий лик юного убийцы, стоявшего перед ним, — кровь от крови его.

— И как ты это сделаешь? Калиф Либы живет на земле, не похожей на нашу. Ты будешь там белым человеком среди людей другой расы. Чужак в стране чужой. Каждое твое движение будет бросаться в глаза с того самого момента, как ты ступишь на берег Африки. Ты не обретешь там друзей, лишь песок, болезни и смерть. Я был бы рад, если бы Ибн Файед и Каласади умерли. Файед — за то, что напал на меня в моем замке, Каласади — за предательство. Но если бы одинокий убийца, особенно одинокий белый убийца, мог это сделать, я бы направил его туда. Не в ответ на набеги Файеда — я человек чести и на войну отвечаю войной, — но в ответ на то, что он сам прислал убийцу.

Каждый, кто наделен честолюбием, должен молиться, чтобы тот, с кем он столкнулся, оказался человеком чести. Несмотря на то, что в тот момент мне было жаль деда, ничуть не меньше меня радовало, что хоть кто-то из моих предков был таким.

— Ты верно говоришь — это будет нелегко, граф Ганза, — поклонился я. — Может, подожду, пока это не станет просто, — разумеется, мне нужно многому научиться и о многом поразмыслить.