Побег на рывок. Кн. 2. Призраки Ойкумены - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 44

– Дамы и господа! – хозяин усадьбы встал монументом во главе стола. Взгляды собравшихся обратились к нему. – Я хочу выпить… Ну, собственно, это все, чего я хочу.

Отсалютовав рюмкой, Пшедерецкий мелкими глоточками выцедил крепчайшую хреновуху и придвинул к себе тарелку с жареными карасями. Слуги, разделав благоухающего подсвинка, оделили каждого из гостей исполинской порцией, после чего тихо удалились. На долгое время в зале воцарилась музыка из лучших: звяканье приборов, бульканье штофов, блаженные вздохи да хруст косточек на зубах едоков.

Сперва ели, соблюдая приличия. Потом – не соблюдая. Позже – забыв, что приличия вообще существуют на свете. Ели, жрали, чавкали, пускали слюни, будто дикари, чуждые цивилизации – и никак не могли насытиться. Казалось, прекрати коллантарии жевать хотя бы на минуту, и раны вернутся, вскроются, убьют их на месте. Еда и водка падали в прорву, в черную дыру, исчезая без следа. Брюхо превратилось в космическую бездну, в голове поселилась девственная пустота. На задворках этого вакуума таяло далекое эхо – то ли колокольный звон, то ли звон комариного роя.

Красавец Прохор аж приплясывал от радости.

Увы, и у бездны есть дно. Настал момент, и люди за столом откинулись на спинки стульев, утерли салфетками лоснящиеся губы, потные, багровые лица. Диего по достоинству оценил опустошения, произведенные в стане противника: от подсвинка осталась груда костей, редут кулебяки пал, разрушен тяжелой артиллерией, боевые порядки блюд и судков понесли невосполнимые потери. Победа коллантариев сомнений не вызывала.

– Прошка! – воззвал Пшедерецкий.

– Чего изволите, Антон Францевич?

Джинн из сказки, Прохор возник подле хозяина, как по волшебству. Я его знаю, подумал Диего. Нет, не знаю – помню. Я видел Прохора, каким он был давным-давно: чуб падает на глаза, русая бородка без малейших признаков седины. Я видел его на Китте, когда мы с доном Фернаном стояли друг напротив друга, обнажив клинки, и рапира сплетничала мне о безруком мальчишке, гордом и упрямом, как весь род Кастельбро, вместе взятый.

– Баня готова?

– В лучшем виде!

– Помилуйте, золотце! – задушенным голосом взмолился Пробус. Мелкий помпилианец едва возвышался над краем стола, растекшись по стулу квашней. – Баня? После, извините, вашего скромного ужина?!

– Баня! – упорствовал Пшедерецкий.

– Помилуйте! Да какое ж сердце выдержит?!

– Баня!

– Вы убийца, – сдался Пробус.

– Не волнуйтесь, – успокоил его хозяин усадьбы. – Если что, вас похоронят с почестями.

– Не извольте беспокоиться! – встрял миротворец Прошка. – Нешто мы варвары? Жару лишнего – ни-ни, пар мягонький, как перина…

* * *

Красавец не соврал.

Пар был дивный, Диего ухнул в него, словно в материнскую утробу, урча от блаженства, растянулся на полке́ из гладких дубовых досок. Из пара возник призрак – замотанная в простыню человеческая фигура. Маэстро припомнил, что слышал от отца о жутких сеченских банях, где людей секут до смерти мочёными розгами. Отсюда, мол, и название планеты. Истинность отцовских слов Пералю-младшему довелось испытать на собственной шкуре. Сил противиться или хотя бы возмутиться не осталось. Но странное дело: пук прутьев, которым его охаживал по спине банный призрак, не вынимал жизнь, а скорее возвращал. Время от времени привидение выплескивало куда-то черпачок остро пахнущей жидкости, и маэстро стонал, задыхаясь в душистом квасном облаке. Со сладким ужасом Диего решил, что начинает понимать греховодников, которые жгут особые свечи и лупят друг дружку хлыстами в разгар любовных игр.

Зря он это, зря.

– Тебе хорошо, солнце? – шепнул на ухо призрак.

– Ага, – честно выдохнул маэстро.

Тут простыня и упала. Тут все и выяснилось.

– Я женат, – предупредил Диего. – Нет, я вдовец. Нет, я…

Он совсем запутался.

– И у меня муж, – согласилось бывшее привидение. – В солдатах.

– В солдатах. Я тоже был солдатом…

– Так что ж нам теперь, солдатик?

– Жарко здесь. Сдохну я с тобой…

– Идем, я тебя отведу в спаленку…

– Я устал.

– Устал, да не весь…

– Я…

– Не бойся, я сама. Все сама, не бойся, солдатик…

Плоть, подумал маэстро. Еда, похоть. Плотские излишества: я всегда был к ним равнодушен, всегда, но не сейчас. Что это, плата за предательство собственного тела? Превращение в сгусток не пойми чего – ну, конечно, предательство. Раньше я полагал, что предать можно убеждения, принципы. Душу, наконец. Оказывается, и тело – тоже.

Господи, в руки твои предаю себя…

III

…задыхаясь, Диего Пераль смотрел на дальний водопад. Брызги, ранее похожие на снопы искр, потемнели, сменили блеск с радужного на смоляной. Черная пена взвилась над мокрым камнем, противореча всем законам природы, распухла овсяной кашей, выбросила тугие звенящие щупальцы – и вихрем понеслась к дерущимся, торопясь урвать и свой кусок. Рой, понял маэстро. Ну, здравствуй, старый приятель.

Помяни черта – вот он, рогатый.

Диего прекрасно осознавал, что спит. Лежит на перине, укрыт сугробом одеяла, без сил после убийственной бани и ласковой бабы. Он знал, что спасен, находится в безопасности, в тепле и уюте. Если не слишком давать воли здравому смыслу, можно представить, что рядом тихо сопит Карни – живая и теплая Карни, а вовсе не солдатка, готовая отдаться каждому, кто приласкает, верней, на кого укажет сеньор и велит быть уступчивой. Битва с зверообразными бесами, явление роя – Диего видел сон, обрывок прошлого, всплывший из глубин памяти, и переживал все заново, с большей остротой, чем в первый раз.

– Конец, – выдохнул дон Фернан. – Это конец.

Сын маркиза де Кастельбро выразился грубее, по-солдатски, да еще и на языке, какого Диего не знал. Сейчас, во сне, маэстро знал все языки Ойкумены, сподобившись Господнего дара различать речь людскую в ее бешеном многообразии. Тогда же, в пекле схватки, глядя на смерч комарья, смерч по имени смерть… О, Пераль-младший понимал человека – друга, с кем бился бок о бок, врага, которого прирезал бы без колебаний, эскалонца и сеченца, дона Фернана и Антона Пшедерецкого – понимал нутром, селезенкой, тайной жилкой мастер-сержанта Кастурийского пехотного полка, выжившего в аду Дровяного бастиона.

Диего оглянулся на дикаря, приплясывающего рядом с кобылицей Карни. Нет, бездельник и не думал разжигать свой нимб поярче. Он вообще обходился без нимба. Пялился на рой, ухмылялся, придурок. Надежда, вздохнул маэстро. Вот ведь какая ты зараза, надежда. И воплощение выбрала поотвратнее – татуированный дикарь, шляющийся по космосу босиком.

– Красиво, – дон Фернан отступил на шаг, взмахнул шпагой, стряхивая зеленоватую кровь. – Ну, хоть умрем красиво. Что скажете, дон Диего? Ваш гениальный родитель был бы доволен таким финалом?