Как сон - читать онлайн книгу. Автор: Войцех Кучок cтр.№ 9

У Роберта наверху свой кабинет; с тех пор как он пополнил старую библиотеку Тестей своими запасами, кабинет съежился до размеров кабинетика, основное место в нем заняли книги, вся комната заставлена двумя рядами стеллажей, излишки книг громоздятся на прогнутых полках, вырастают стопками на полу, столешница его письменного стола покоится на четырех колоннах из книг; Роберту нравится это место, ему нравится окружать себя книгами, даже если он не успеет все их прочитать (а собственно говоря, почему бы ему их недочитать после смерти; своим внутренним взором Роберт видит идеально для него подобранный «тот свет» как библиотеку в форме лабиринта с бесконечным количеством небольших комнаток, в которых он мог бы, устроившись в кресле, читать вечно, бесконечно, без устали, не смыкая глаз, блуждая между книгами, переходя от книги к книге, без угрызений совести, что он читает, вместо того чтобы писать, потому что после смерти ему уже не надо будет писать); книг становится все больше и больше, скоро трудно будет с ними ужиться, уже сейчас книги вытесняют с полок статуэтки литературных премий; самую тяжелую из статуэток Роберт недавно уронил себе на ногу, травма была довольно серьезной, и именно в связи с этим он решил пойти к врачу, а заодно выяснить причину нездорового внешнего вида.

А вот Жена не любит это место.

— Ой, сюда мне вообще лучше не заходить, книги — это пыль, а твоя комната — настоящий рассадник аллергии, рай для моли, для клещей. Зачем тебе все эти книги, может, хотя бы от тех, что прочел, стоит избавиться?

— Никто тебя сюда не тащит, это мой кабинет.

Жена отступает в коридор, прикрывает лицо платочком, Роберт быстро вынимает из портфеля результаты анализов и прячет их в ящик, запирает на ключ, потом достает из сумки купленную книгу и ставит ее на стеллаж рядом с другими, постарше, впихивает ее так, чтобы не бросалась в глаза; для всех остальных это источник болезней и лишняя статья расходов, так что во имя семейного спокойствия лучше прибегнуть к искусству компромиссов, а в данном конкретном случае — к особому его подвиду: маскировке.

Жена даже не смотрит в сторону приоткрытой двери, из которой до нее может долететь пыльное дуновение, — так и до конъюнктивита недалеко; она разговаривает с Робертом через платочек, стоя боком, недовольная, что снова потеряла его из виду.

— Кабинетом эта комната была, когда ты писал. А теперь это сама не знаю что, если и кабинет, то мемориальный. Деньги тают, скоро у родителей станем занимать. Коли не пишешь, то нечего и сидеть здесь, лучше тогда пойди принеси брикеты, к тому же в сарайчике, кажется, протекает крыша.

Она стучится в приоткрытую дверь, чтобы поторопить Роберта; жаль, что Роберт в своем кабинете только и может, что транжирить время, а ведь столько всего надо по дому сделать; лень — самый большой из грехов человеческих, знает ли ее муж об этом?

— Ты выйдешь, в конце-то концов?

Роберт выходит, Жена за ним по пятам, вдруг громко чихает.

— А может, у меня аллергия на тебя? Может, ты что-то вредное выделяешь, может, ты сигареты втихаря покуриваешь…

Роберт едва сдерживает себя, да, не слишком он терпеливый: всего пятнадцать минут, как пришел домой, а уже хочется бежать прочь, пятнадцать минут, а ему уже хватило на сегодня этой женщины; когда он вне дома, ему кажется, что может быть иначе, потому что в глубине души он любит ее, только бы вот снисходительности ему побольше, побольше сил, а дома достаточно четверти часа, чтобы он был сыт ею по горло, и сколько таких четвертей часа еще нужно, чтобы наконец принять решение уйти, думает Роберт и тут же вспоминает, что сейчас немного поздновато, что он выжат как лимон, что действительно они уже давно живут за счет Тестя; Роберту некуда съехать, вот почему он сидит здесь, стиснув зубы, и нет-нет да и огрызнется:

— Думаю, у тебя аллергия на саму себя.

Крыша в сарайчике протекает… Роберт следит за тем, чтобы дыра не уменьшалась и гарантировала ему занятие подальше от Жены, там, куда аллергия не позволяет ей войти; сарайчик — царство пыли, сараи не подлежат уборке, их и ставят-то для того, чтобы было где выполнять шумную и грязную работу, которой не место внутри дома, а потому принципиально призваны служить в качестве мастерских, а со временем все они становятся похожими друг на друга как чуланы, склады для отслуживших свое остатков былой роскоши, предметов, которые стали ненужными и немодными, но как-то жаль их выбрасывать, а даже если и не жаль, то слишком хлопотно куда-то вывозить, чтобы выбросить, вот они и оказываются в сарае и обрастают пылью, пыль — союзница Роберта, благодаря ей Роберт может через лично выдолбленную в крыше дыру наблюдать за облаками, а Жена не может это проверить, хоть зовет, подходит, ей хочется, чтобы он был при ней, ведь что получается: вроде только что пришел муж, а уж и нет его. Пересиливает себя, заглядывает внутрь:

— Ну и пылища тут, смотри — столбом стоит на свету… Когда придешь домой?

— А в чем дело, ты же видишь, что крышу надо починить, минимум до вечера дел…

— Ага… Ну… Может, как-нибудь поделишь работу, чтобы не застревать тут навеки, потому что дома тоже дел хватает. У родителей сток засорился, папа ведь не станет этим заниматься, ему надо речь готовить… Так что… Не слишком тут рассиживайся… А еще… кажется, снова у меня страхи начинаются.

Видимо, и впрямь у нее начинаются страхи, если уж она так встала у входа в сарай и пыли боится меньше, чем оставаться в доме одной, эти страхи, как она их называет, иногда доводят ее до истерических припадков, настолько серьезных, что Роберт предпочел бы не быть их свидетелем, он тоже боится, что у его Жены, которая сейчас краснеет, слезится, чихает, но продолжает стоять и умоляюще смотреть на него, того и гляди, случится приступ астмы, она упадет и задохнется; Роберт вздыхает, потому что она снова выиграла, снова ему стало ее жаль, он заканчивает ковыряться в крыше, пора возвращаться, пора снова стать реальностью для Жены.

Собака вертится, припадает и встает, нервно поскуливает, ей страшно, потому что хозяйка лежит на полу, и похоже на то, что она не хочет играть, вроде как умерла, хотя, когда собака лижет хозяйку в лицо, она чует, что внутри хозяйки еще теплится жизнь, теплая хозяйка должна проснуться, но собака никогда ни в чем не может быть уверена, пока вопросительно не посмотрит на человека и не получит от него ответ; хозяйка упала и умерла, но, слава богу, есть еще хозяин, может, даже скоро придет, и тогда собака подбежит к хозяину, но все-таки собака верит, что хозяйка с минуты на минуту проснется; сейчас хозяйка лежит на полу, она беззащитна, люди сильны, только когда они на двух ногах, а низведенные до уровня пола, они перестают быть людьми, пространство пола — среда обитания домашних животных, а они не любят такого непорядка, такого вторжения в их ареал; человек, мертвый он или живой, не должен лежать на полу слишком долго, ибо тем самым он нарушает извечный порядок, собака не знает, как вести себя: если человек лежит на полу, словно собака, так, может, тогда ей, собаке, надо встать на две лапы, а ей ох как не хочется, чтобы все менялось в этом направлении, тем более что до сих пор у нее не получалось ходить на двух лапах; кроме того, собака вообще не любит перемен, она постоянно живет в настоящем; собака еще раз лижет лицо хозяйки, чтобы та наконец ожила; может, надо залаять, и тогда на лай придет хозяин и увидит, что хозяйка умерла, опять умерла.