Кровавый приговор - читать онлайн книгу. Автор: Маурицио де Джованни cтр.№ 43

— Ох, как жаль! Такая красивая! Мне казалось, что она еще и человек неплохой. И деньги у нее есть. И ведь она обещала уйти к тебе?

Ромор небрежно вздохнул и посмотрел куда-то далеко, в темноту.

— Ты ведь знаешь: я по природе терпеть не могу, чтобы женщина висела у меня на шее. В конце концов они все становятся одинаковыми. Поэтому мне захотелось сменить ее на другую.

В дверях появился посыльный; виду него был озабоченный.

— Идите скорей! Вас звали уже два раза!

Два приятеля обменялись взглядами, бросили сигареты и вернулись в театр.

* * *

В Инжирном переулке, в полумраке, Филомена ждала.

Она закончила готовить ужин для Гаэтано, который скоро должен был вернуться со стройки. Потом сменила повязку на ране. Приняла у себя двух соседок, которые после несчастного случая стали усердно навязывать ей свою дружбу. А теперь ждала — но не возвращения сына или, во всяком случае, не только его. Она ждала в гости бригадира Майоне.

Она снова и снова говорила себе: ей полезно, чтобы все видели, как он заходит к ней утром и вечером. Он военный человек, крупный телом, и его присутствие рядом может удержать кого-нибудь, например дона Луиджи Костанцо, от каких-либо странных поступков. И в любом случае хорошо иногда иметь защитника, а не защищаться самой, как ей приходилось делать всю жизнь.

Но все это была неправда. Правда была другая. Майоне познакомился с Филоменой, когда у нее уже был шрам. Его взгляды и его голос помогли ей снова почувствовать, что она женщина, и теперь ей не надо бояться быть женщиной. Поэтому она ждала бригадира и старалась не думать об обручальном кольце, которое заметила на его левой руке.

Лючия Майоне сидела на кухне, где дверь на балкон была приоткрыта, чтобы впустить весенний воздух, и ждала. Это тоже было что-то новое, во всяком случае в последние три года. Она причесалась и даже спросила у подруги, слышали ли та что-нибудь о парикмахерше Линде, которая ухаживала за волосами и кожей женщин квартала.

Она нашла в комоде платье с цветочным рисунком, которое очень нравилось ее мужу, и с изумлением увидела, что оно не только надевается на нее, но даже стало чуть-чуть велико. Всю вторую половину дня она старательно готовила свое коронное блюдо — знаменитое мясо по-генуэзски с луковым соусом. Семья съедала его без остатка за две минуты, но запах держался в доме два дня.

Дети сначала смотрели на нее с изумлением и испугом, а потом стали улыбаться друг другу. В этот раз они не ушли играть, а собрались в своей комнате: им хотелось увидеть, что произойдет, когда вернется отец.

И вот теперь Лючия сидела на кухне и ждала. Она была, может быть, немного озадачена, но полна решимости отвоевать обратно свою территорию.

Энрика ждала. Она дышала тяжело и часто, как после долгой ходьбы.

Вернувшись из полицейского управления, она заперлась в своей комнате и с тех пор не выходила оттуда. В темноте, лежа на спине в своей кровати на мокрой от слез подушке, она думала о том, что случится в этот вечер. Мать несколько раз стучала в ее дверь. Чтобы не идти ужинать, Энрика притворилась больной.

Что он сделает? Появится ли его профиль за закрытым окном? Возникнет ли снова силуэт на желтом фоне лучей лампы? Заблестят ли в темноте глаза, похожие на кошачьи, согреют ли ее своим взглядом? А она сама? Сумеет ли она остаться спокойной, как прежде? Сможет ли тихо двигаться посреди своих вещей, которые придавали ей уверенность? И что думает он теперь, когда видел ее вблизи и обнаружил все ее недостатки — тысячу недостатков, которые раньше у нее не было случая заметить?

Энрика подумала о его взгляде, в котором были изумление и почти ужас. И теперь еще он, может быть, считает ее больной.

Тысяча страхов — и ничего, что развеяло бы их. Энрика ждала.

Кончета ждала на больничном дворе. За этими стенами был ее муж — мужчина, которого она всегда любила, отец ее детей. Он умирал, а может быть, уже умер. Она никогда не забудет лица тех двух жандармов — как улыбка на этих лицах сменилась ужасом. Она повернулась и увидела красный блик на лезвии в свете печи и услышала крик мужа. А потом кровь, столько крови!

Кончета ждала, чтобы узнать, кончилась ли ее жизнь. Продлится ли еще надежда, которая удерживала ее на ногах, заставляла ее сердце биться, а легкие — вбирать воздух. Взгляд ее опухших от слез глаз был прикован к запертой двери, за которой Тонино боролся за свою жизнь, не зная, что борется. Кончета надеялась.

И ждала.

Уже настал вечер, и Ричарди решил наконец подойти к ней. Никто не ушел со двора, даже Чезарано и Камарда, хотя их смена закончилась еще час назад. Мука этих двух женщин, которые вели себя так сдержанно и с достоинством, не дала никому покинуть двор. Все ждали новостей из операционной, где доктор Модо оперировал Иодиче.

Никто не пришел успокоить родных. Это было непривычно. Случилось что-то необычное, и люди ждали. Они хотели понять, что произошло на самом деле, чтобы не оказаться замешанными в чем-то плохом.

Комиссар подумал, что поступок Иодиче указывает на его прямое отношение к делу Кализе, но не означает признания в убийстве. Многие другие случаи научили его тому, что появление двух полицейских может толкнуть на необдуманный поступок даже ни в чем не виновного человека.

Может быть, хозяин пиццерии скрывал какую-то другую свою вину, а может быть, просто испугался. Комиссар повернулся к его жене:

— Синьора, я комиссар Ричарди из мобильной бригады и хотел бы узнать, не нужно ли вам что-нибудь? Чем я мог бы вам помочь?

Женщина всем телом рванулась в сторону свекрови и взглянула на комиссара со страхом.

— Да, кое-что вы можете сделать. Пожалуйста, постарайтесь узнать, как чувствует себя мой муж и что с ним сейчас делают. Нам ничего не говорят, а когда пытаемся войти, прогоняют. Мы должны… я должна знать, что мне сказать моим детям, которые остались дома.

Ее прерывавшийся от плача голос показался комиссару голосом решительной и прямолинейной женщины с сильной волей. Он кивнул и вошел в здание больницы.

Как раз в тот момент, когда он подходил к двери хирургического отделения, она открылась, и из нее вышел доктор Модо.

— Ну вот! Человек выходит из комнаты, которая полна крови и боли, и что он видит пред собой? Безобразную рожу полицейского, да еще самого веселого человека в полиции.

Ричарди достаточно хорошо знал доктора и увидел за его шутками усталость. На лице Модо были видны глубокие морщины, на воротнике под испачканным кровью халатом были расстегнуты пуговицы, узел галстука ослаблен так, что открывалось покрасневшее от напряжения горло.

— Да, это я. Но не бойся, я здесь не для того, чтобы арестовать тебя. Пока нет. Что ты скажешь мне про Иодиче? Там во дворе — его мать и жена. Мне не хватило мужества сказать им то, что должен сказать ты.