Кровавый приговор - читать онлайн книгу. Автор: Маурицио де Джованни cтр.№ 17

18. Коццолино, женщина, жиних беден, ее хочет богатый старик. Прасить достаточно».

Ричарди посмотрел на Майоне почти с улыбкой:

— Наш умелый Чезарано нашел книгу, где записано будущее клиентов святой женщины вместе с тарифами. Идем к доктору, послушаем, что он скажет.

Когда они подошли к Модо, он посмотрел на них, встряхнул головой и сказал:

— Она умерла уже после первого удара палкой, в этом нет сомнения. Посмотрите сюда: череп проломлен, мозг вытек наружу. В больнице я смогу сказать тебе подробней, но, по-моему, убийце даже не нужно было бить с такой силой. Ее кости стали хрупкими от остеопороза, она могла бы умереть даже от умело нанесенной пощечины. И почему только люди делают такие гадости?

Ричарди ничего не ответил и продолжал смотреть на сверток, который Майоне поставил вертикально, словно одетый манекен или куклу. Старая сломанная кукла.

Майоне сердито глядел на все это, словно ему нанесли личную обиду.

— А потом? Что было после первого удара?

— Другие удары, минимум три, по голове, тем же тупым предметом — возможно, тростью или зонтом, не знаю точно. Потом, как ты уже видел, он стал ногами гонять ее тело по комнате. У нее во многих местах сломаны ребра; может быть, и позвоночник перебит, этого я еще не знаю, должен посмотреть. Существуют же такие головорезы! Сколько человек били, я не знаю: надо выяснить, все ли следы ударов на теле имеют одинаковое происхождение. Ты должен привезти ее мне в больницу. Я дам тебе ответ завтра вечером.

— Дай его завтра утром. Я знаю, ты сильный, как мастино.

— К утру я не успею! — возразил доктор. — Я же не супермен! Мне надо немного поспать, а чтобы уснуть после такого дня, придется даже напиться. Всему свое время.

— Протестуй, протестуй, все равно ты это сделаешь. Ты же прекрасно знаешь, что первые двадцать четыре часа — самые важные.

— Если я после смерти снова вернусь на этот свет, в новой жизни буду полицейским, чтобы тоже командовать докторами. Ладно, сделаю все, что смогу. Вели принести ее мне в больницу. Через пару часов я тоже приду туда, и тогда посмотрим.

Продолжая ворчать, доктор Модо ушел, ни с кем не попрощавшись. Майоне приложил руку к козырьку фуражки, полицейские отдали честь. Ричарди устало улыбнулся и ничего не сказал. Он повернулся к призраку со сломанной шеей. «Хосподь не купец, который плотит по субботам», — сказала призрачная старуха. И, говоря это, сделала маленькое движение, которого он раньше не замечал, — шевельнула плечом, словно отодвигая кого-то.

Затем Ричарди повернулся к трупу и представил себе его положение перед тем, как доктор Модо сдвинул его с места, а потом — положение перед тем, как труп начали пинать ногами. После этого он снова посмотрел на ту сторону ковра, которая была дальше от стола и ближе к жалкому старому дивану.

Он наклонился и стал внимательно изучать пол. Под диваном он увидел коробку из-под печенья, вытянул руку и осторожно подтащил находку к себе. Крышка была полуоткрыта. На ней было написано: «Печенье „Мария“». Майоне подошел к комиссару, взглянул ему в глаза, а потом, помогая себе платком, открыл коробку до конца. Коробка оказалась полной.

Она была до самого верха набита векселями, на которых остались пятна засохшей крови.

Майоне быстро шагал за комиссаром по улице, которая вела из чрева квартала Санита к полицейскому управлению, и рассеянно поглядывал по сторонам. Он хорошо знал, на какую злобу способны симпатичные люди, населяющие центр города, и как быстро их доброта и сочувствие, широкие улыбки, поклоны превращаются в насилие, и руки начинают украдкой поднимать с мостовой камни, готовясь бросить их в ненавистных полицейских.

Защищая Ричарди, бригадир шел на расстоянии метра сзади него — достаточно далеко, чтобы не нарушать уединение, но достаточно близко, чтобы вовремя прикрыть его своим крепким телом.

Обычно во время пути Майоне смотрел на затылок комиссара и растрепанные пряди его волос и думал о том, какая нелепость эта привычка Ричарди ходить с непокрытой головой. Это значит пренебрегать чужим уважением и проявлять безразличие к ближним. В городе «людьми без шляпы» называли бедняков без имени и семьи, которые проводили ночи под крышами портиков, а днем очищали чужие кошельки.

Но, к своему удивлению, он не мог не заметить, что никто из смотревших на Ричарди, даже те, кто не знал комиссара, не глядел на молодого сыщика с насмешкой или состраданием, скорее — с испугом. В направленных на него взглядах было чувство, которое бригадир не смог бы точно определить — что-то среднее между отвращением и страхом. Майоне был простым человеком, он не умел распознавать оттенки чувств и лишь смутно догадывался, что это такое. Он любил комиссара и хотел бы, чтобы у Ричарди было спокойнее на душе, но был не в состоянии представить его себе счастливым.

Пока они все дальше уходили от очередного трупа и дышали свежим воздухом, которым веяло от леса Каподимонте, бригадиру Рафаэле Майоне никак не удавалось избавиться от мыслей о Филомене Руссо, женщине, у которой с сегодняшнего дня будут два разных профиля.

Он думал о приоткрытой двери, о странном молчании на маленькой пощади в Инжирном переулке, о безжалостных взглядах людей, собравшихся перед квартирой в нижнем этаже, об оскорблении, которое кто-то выплюнул в спину этой бедняжке. Он снова видел каплю крови, которая падает на пол, половину следа, отпечатавшуюся кровью на полу, женщину, которая, прислонившись к нему, шла с ним до больницы и держалась с достоинством и без страха.

Он думал об ужасном разрезе, который рассек ее лицо, — глубоком и ровном. Тот, кто нанес эту рану, не чувствовал ни волнения, ни стыда, ни угрызений совести. И вспоминал о слабом запахе жасмина, который остался на его форменной куртке вместе с пятном крови.

Этот запах был похож на тот аромат, который начинал пропитывать воздух. Скоро он вырвется на улицы и завершит победу весны над зимой.

Но главное — бригадир Рафаэле Майоне никак не мог избавиться от мыслей о совершенной красоте уцелевшего профиля, который мелькнул перед ним в темноте комнаты, и о спокойном взгляде, устремленном в пустоту.

В полицейском управлении, в кабинете Ричарди, тени начали удлиняться: была уже вторая половина дня. Майоне повернул выключатель свисавшей с потолка электрической лампочки и сел на место. На лампочке не было абажура: он разбился год назад, а новый так и не поставили.

— Я уже сто раз говорил вам, комиссар: велите надеть на нее абажур. Им там по хрену, что его нет, вот в чем дело. Ей-богу, спущусь вниз и возьму их за грудки.

— Тихо, тихо, успокойся. Он мне не очень нужен: я работаю при настольной лампе. Продолжим работу, нельзя терять время.

Между комиссаром и бригадиром стояла металлическая коробка, найденная под диваном. Она была открыта. На письменном столе были в беспорядке разбросаны долговые расписки, векселя, письма с обещаниями заплатить. При обнаружении эти документы были уложены по порядку согласно датам платежа и стянуты лентами, которые были завязаны изящными бантами. К каждому документу был прикреплен листок бумаги с цифрами — первоначальная ссуда и, если она была продлена, новый срок.