Красное бикини и черные чулки - читать онлайн книгу. Автор: Елена Яковлева cтр.№ 47

— …Джинна… Джинна она разбудила… — Пакостник неутомимо изливал свою пакостную душу, премного довольный тем, что ему внемлет весь подъезд. Нет, на лестничной площадке по-прежнему никого не было, кроме Кошмарова, нас с Жан-кой ну и Пакостника, само собой, зато из-за приоткрытых дверей близлежащих квартир доносилось частое возбужденное дыхание. Еще бы, кто пропустит такое увлекательное и совершенно бесплатное зрелище! Вот крысы! А на Жанкино визжание, между прочим, никто и носу не высунул, все сидели по норам, поджав хвосты!

Неудивительно, что я взорвалась, когда Пакостник снова завел свою лебединую песню про мои «неразбочивые связи».

— Может, хватит, а? — прямо выразила я Кошмарову свое несогласие с методами ведения следствия. — Что, здесь театр, в конце концов? Забирайте его к себе и составляйте там свои протоколы, сколько влезет!

— Не перебивай, пусть колется дальше! — заскворчала мне в ухо Жанка, которой лишь бы только Порфирия своего выгородить, а какой ценой, наплевать. Да пусть хоть на примере моих «неразборчивых связей» рекламную кампанию презервативов проводят, ей-то что!

Кошмаров нехотя приподнялся и огляделся, при этом дверь квартиры напротив с тихим скрипом затворилась.

— Вы задержаны, — объявил он Пакостнику, а томившиеся на лестнице сотрудники в штатском подхватили сбрендившего поклонника моего скромного таланта под белы рученьки и поволокли вниз. Вырываться злодей не вырывался, но орал, пока его не затолкали в машину:

— Это все она!.. Она! Выпустила джинна!.. А кто ее просил?!

Действительно, кто меня просил? Разве что Жанка, мечтающая о заоблачных рейтингах, которая и подбила меня на авантюру, обернувшуюся смертоубийствами. А ныне она же имела наглость предъявлять мне претензии следующего содержания:

— Сколько раз говорила тебе, чтобы держалась от этого Говнюка подальше! Нет, пригрела! Все выслушивала его советы и наставления. А он меня чуть не придушил!

— Жалко, что не придушил, — процедила я сквозь зубы и покинула место происшествия, захлопнув за собой дверь, в которую Жанка немедленно поскреблась.

— Ну что еще? — Я снова высунулась на лестничную площадку.

— Ну привет! Ты чего это? — всплеснула руками Жанка. — Я же к тебе пришла, чуть жертвой по дороге не пала…

— И зачем ты ко мне пришла? — поинтересовалась я, без особенного желания пропуская ее в прихожую. — Тебе же положено находиться у постели умирающего…

— Типун тебе! — испугалась Жанка. — С Порфирием все нормально… Лечащий врач, правда, хочет его еще немного подержать в больнице, сердечный ритм, говорит, не очень хороший… А я к тебе шла просто… Поговорить… Но теперь это уже не важно, раз Пакостник маньяком оказался. Нет, но каков, а? Такой правильный всегда был, начитанный. Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся. Кстати, пора бы поговорочку осовременить, гы-гы. Потому что в тихом омуте теперь водятся не черти, а маньяки. А они-то пострашней чертей будут. Черт — он что? Норовит тебя с пути истинного своротить, одним словом, душу испоганить. И всего-то дедов. А маньяку душа до балды, ему тело подавай. Чтобы он мог его ножичком, ножичком… — с наслаждением выговаривала Жанка, и глазки ее при этом почти сладострастно блестели. Уж не повредилась ли она в уме на почве переживаний?

— Эй, Хвостова, очни-ись! — оборвала я Жанкино мракобесие. — В ересь впала, что ли? Ножичком, ножичком… До ножичка, слава богу, не дошло. И вообще вспомни, что ты раньше говорила… То ты не веришь в маньяков, то веришь…

— А я что, виновата, что твой Пакостник маньяком оказался? — Жанка достала из своего картофельного мешка патрончик с помадой, щедро мазнула им по губам и чуть не прилипла к настенному зеркалу. — Нет, не мой тон. Не мой. Какой-то морковный. А мне нужно лососевый… — И тут же без всякого перехода: — Вриглю хочешь?

— Да пошла ты со своей вриглей! — вызверилась я на нее. — И с помадой своей лососевой! И… И… Короче, со всем остальным!

— Ты че, Соловьева? — Жанка отлепилась от зеркала. — Все так хорошо складывается, а у тебя истерика.

— Да что складывается? — Жанкина беззаботность потрясла меня до основания. — Ты трезво взгляни на все это, трезво! Это в кино вяжут душегуба, и все заканчивается хеппи-эндом. Герой и героиня целуются взасос на фоне окровавленных трупов, а следом идут титры. А у нас не кино, у нас все по-настоящему. А что это значит, понимаешь? Это значит, что на нас с тобой лежит моральная ответственность за случившееся! Потому что все началось с нашей идиотской передачи! Знаменитое сольное выступление твоего Порфирия так подействовало на Пакостника, что у него крыша поехала!

— Ну, я не согласна! — У Жанки, как всегда, имелось мнение, отличное от моего. И отличное по принципу: я белая и пушистая, а ты, как хочешь. — Если так рассуждать, то очень даже далеко зайти можно и добровольно навешать на себя всех собак. Да почему, собственно, на нас должна лежать какая-то там ответственность за всяких психов? Мало ли на кого что наедет, а мы виноваты? Да у этого Ромуальдыча всегда с головой не в порядке было. И склонности всякие нездоровые… Он же тебя десять лет пас, статейки твои почитывал, на эфир ходил. Наверное, сексуальное удовлетворение получал. У них же как, у маньяков…

— А ты крупная специалистка в этой области, как я посмотрю. — Я просто изнемогала от Жанкиной тупости. — Ты специалистка, а крайняя почему-то — я. И Пакостник тоже мой. И его неудовлетворенные сексуальные фантазии ко мне относятся. Кстати, уже завтра, вот помяни мое слово, Кошмаров будет живо интересоваться у всех подряд, а такие ли они неудовлетворенные? Может, было что промеж нами?

— А что? Было? — Жанка перестала жевать свою знаменитую вриглю.

— А ты дура, да? — осведомилась я.

— Нет, ну ты так говоришь… — Она снова усиленно заработала челюстями.

Я поняла, что ничего путного из нашей беседы не получится — еще и передеремся, пожалуй, — и поспешила спровадить ее подобру-поздорову, сославшись на усталость. Жанка тоже засобиралась к своему сердешному, не забыв оросить меня на прощание счастливыми слезами.

— Нет, ну ты подумай, Маринка, ведь все кончилось! — ликовала она, пока я ее выпихивала за дверь. — И как замечательно! Преступник пойман, Порфирий вне подозрений!

— Ага, как в кино, — кивала я, — с одним отличием: целоваться взасос не с кем.

— Ну это у кого как, — хихикнула Жанка.

А назавтра меня уже тошнило от истерического Жанкиного веселья, которое она без устали выражала по поводу и без повода, не давая мне опомниться. Даже в прокуратуре, куда нас призвали с утра пораньше, сияла, как фальшивая монета, чем действовала мне на нервы. А у меня после непродолжительного общения со следователем Кошмаровым настроение было совсем другое. И уже потому хотя бы, что вопрос о природе наших с Пакостником взаимоотношений из его уст таки прозвучал. И с такими интонациями, что мне захотелось и выть и плеваться одновременно. Жанку, как она мне поведала впоследствии, он о том же спрашивал, причем напрямую, без реверансов. Дескать, не завлекала ли я Пакостника в любовные сети, не улещала ли сладкими речами и прочими чарами? И это вместо благодарности за то, что ему готового преступника предоставили, буквально на блюдечке с голубой каемочкой. Ну не свинство разве?