Красное бикини и черные чулки - читать онлайн книгу. Автор: Елена Яковлева cтр.№ 40

— А где Зоя? — спросила я у него, сама не знаю зачем.

— Какая еще Зоя? — уставился на меня парубок не то чтобы очень дружелюбно.

Оставив в стороне риторические вопросы, я приступила к делу:

— Знаешь художника из этого дома? Ну, его еще все Порфирием зовут.

— Да кто ж его не знает, — хмыкнул парень и тут же насторожился: — А что такое?

— Не появлялся он здесь сегодня? А то жена его ищет, — кивнула я на Жанку.

— Вот эта? Его жена? — Парубок воззрился на зардевшуюся Жанку и взлохматил свой рыжий чуб. — Да околачивался здесь с утра, бутылку выклянчивал. В долг. Только я таким не подаю.

Кровь отлила от Жанкиного лица. «Был, с утра», — пошевелила она губами.

— Ну и куда он мог подеваться? — осведомилась я у нее.

— Без понятия, — помотала она головой, а потом тихо спросила саму себя: — А может, на Краюхе?

И мы понеслись на Краюху, благо «Варвара» демонстрировала исключительную покладистость и снова завелась без каких-либо ухищрений с нашей стороны.

Да, надо же вас просветить насчет местечка, в которое мы направились, хотя бы телеграфным стилем. Так вот, к вашему сведению, Краюха — это пятачок в районе улицы Крайней, на котором собираются наши местные мазилки вроде Порфирия с корыстной целью впарить какому-нибудь растяпе свои сомнительные шедевры. Вернисаж, одним словом. Уж не знаю, много ли они таким образом зарабатывают, но морды у них всегда красные, а над Краюхой висит густой смог от перегара.

И в этот раз все было как всегда. Ну, по части красных рож и алкогольного смога. Вот только Порфирия мы так и не нашли, хотя и исходили Краюху вдоль и поперек. Поскольку покупателей было раз, два и обчелся, мы с Жанкой пользовались особенной популярностью у художников. Они нас без малого на куски не порвали, зазывая полюбоваться своими творениями. А видели бы вы, как потускнели их одухотворенные физиономии, когда выяснилось, что мы всего-навсего ищем Порфирия.

— Не было сегодня, — прошамкал беззубый живописец в латаном тулупе. — И вообще он на этой неделе не появлялся.

Жанка пригорюнилась и смахнула варежкой набежавшую слезу, а я посмотрела вдаль, на смрадно дымящие трубы городской ТЭЦ, и подумала, что Порфириево дело — труба. Заметет его Кошмаров. Как пить дать заметет.

На обратном пути по многочисленным Жанкиным просьбам мы снова заехали к Порфирию. Жанка опять обнюхала углы его квартиры, заглянула в диван и на антресоли, после чего мы, совершенно понурые, вернулись на службу к самому концу рабочего дня. Но быстро воспряли духом, когда узнали, что Краснопольский на совещании у губернатора и вряд ли появится раньше завтрашнего утра.

— Хоть тут повезло, — вздохнула Жанка и бедной родственницей умостилась на стуле. Поводила ручкой по листу бумаги и подняла на меня несчастные глаза. — Марин, может, мы еще раз к нему съездим?

— К Порфирию, что ли? Мы же только оттуда!

— Ну, Мариночка, ну, пожалуйста, — заскулила Жанка, — ну мы должны его хотя бы предупредить, прежде чем к нему Кошмаров заявится…

— А Краснопольский, которого ты так боишься? — напомнила я Жанке. — У нас же работы непочатый край! И потом, твоего Порфирия с собаками не сыщешь… Где его носит, спрашивается? Ведь как нарочно! Как он теперь от Маниного трупа отвертится?

— Да не он это, не он! — То ли от слез, то ли по причине банального насморка у Жанки заложило нос, и теперь она трубила, как слониха.

— А доказательства? — встала я на позиции следователя Кошмарова.

— Да какие, к черту, доказательства! — Жанка закачалась на стуле из стороны в сторону, как при зубной боли. — Я просто знаю, что он на такое не способен!

— Ну это очень убедительное алиби, — скептически отозвалась я, хотя в глубине души была солидарна с Жанкой. Порфирий, конечно, пьянь несусветная и сильно усложняет Жанкину жизнь, а заодно и мою, но впечатления городского сумасшедшего не производит. На кой, спрашивается, черт ему убивать какую-то Маню, когда он и так под подозрением? И к тому же только что выпущен из СИЗО под подписку о невыезде? Да распоследний маньяк бы как-нибудь смикитил, что сам себе могилу роет.

— Да ладно тебе, кончай реветь, — я сунула Жанке носовой платок, — так и быть, съездим мы к твоему Порфирию еще раз, только прежде ко мне ненадолго заскочим. Поесть, переодеться…

— Ага, конечно, заскочим. — Жанка перестала хныкать.

Потом мы быстро собрались и отчалили, а по дороге остановились возле гастронома и купили две пиццы, чтобы по-быстрому приготовить их в духовке.

Пока я переодевалась, Жанка орудовала на кухне, так что уже через четверть часа мы бодро перекусывали. И уже собирались закругляться, когда нашу скромную трапезу прервал резкий звонок в дверь.

Тяжко вздохнув, я вылезла из-за стола и поплелась в прихожую. Жанка, дожевывая на ходу пиццу, потащилась за мной. Она же первой осведомилась: «Кто там?» — «Откройте, пожалуйста», — попросился подозрительно вежливый мужской голос. Жанка глянула в глазок и стремительно распахнула дверь, даже не удосужившись испросить на то моего хозяйского разрешения.

Тусклая лампочка с пыльного потолка лестничной площадки скупо осветила высокую фигуру в длинном пальто. Фигура переминалась с ноги на ногу и сжимала в руках хрустящий целлофановый куль. В ноздри мне ударил сладковато-приторный запах. Так и хочется сказать тления. Я невольно отступила назад и зажала рот ладонью, чтобы не заорать от ужаса: из целлофана нагло и беспардонно торчали белые лилии!

Эти белые лилии так меня ошарашили, что я не сразу сообразила, что тип, который их принес, мне смутно знаком. И вел он себя как-то странно для маньяка. Во-первых, поздоровался. Во-вторых, извинился за внезапное вторжение. Одного только и не хватало, чтобы, руководствуясь гуманными соображениями, он взял на себя повышенные обязательства задушить меня быстро и безболезненно. По высшему разряду.

Не поверите, но у него хватило наглости с улыбкой протянуть мне свой жуткий букет:

— Кажется, это вам.

И скромно застыть в дверях с совершенно невинным и как бы даже смущенным видом.

После такой преамбулы я совершенно лишилась дара речи, а Жанка, судя по всему, намеревавшаяся заорать дурным голосом, вместо этого громко закашлялась и неожиданно стала синеть.

— Что это с ней? — обеспокоился смутно знакомый мне маньяк.

Я только клацнула зубами, как компостер, и издала невнятное мычание. А Жанка все синела и синела, ну точно море на картинах ее возлюбленного неудачника, и уже начала оседать на пол.

Пока я соображала, что бы это значило, проявивший невиданную прыть маньяк отбросил в сторону лилии и буквально в последнюю секунду подхватил уже готовую грохнуться навзничь Жанку. Да она подавилась пиццей, дошло наконец до меня, после чего я, не теряя ни минуты, принялась изо всех сил колошматить Жанку по спине.