Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Шнайдер cтр.№ 66

Вернемся к Джойсу. Леопольд Блум был ирландским евреем. Как узнать евреев физически? По вашему виду я не сказала бы, что вы еврей. Так вот, видите ли, дорогой доктор, с женщинами то же самое: никто не может распознать их, глядя со стороны. И даже в женском теле есть ли женщина?

Вы готовы выслушать мою великую идею? Есть врач и его пациент. Мне не нравится слово «анализируемый». Оно как будто намекает на то, что больной дух отличается от больного тела. Но вы с доктором Фрейдом говорите, что дух — это часть тела… Анализ мне больше не подходит. Вы в кабинете доктора, и он вам говорит: «Говорите все, что вы думаете, говорите то, что приходит в голову». И вы не можете выговорить ничего. Сколько раз после сеанса я возвращалась домой и плакала, думая, что это я виновата.

И вот, когда я читала Молли, мне пришла мысль: возьми магнитофон, поставь кассету, включи запись и говори все, что ты думаешь, — это я и делаю сейчас. Это и правда легко. Я лежу на кровати в одном бюстгальтере. Если захочу, могу пойти к холодильнику или в ванную комнату. Я нажимаю кнопку «стоп» и снова начинаю говорить, когда возвращаюсь. Здесь свободные ассоциации даются мне легко. Никаких проблем. Ваша пациентка не может делать это в кабинете врача. Она делает записи у себя дома. Потом посылает ему кассету. Врач ее слушает. Когда пациентка приходит на сеанс, он задает ей вопросы, интерпретирует ее ответы. Иногда я думаю, что аналитик лечит пациентку не своими знаниями и опытом победы над собственными болезнями, а своими незажившими ранами. На кассету можно записывать и сны. Сразу после пробуждения. Вы знаете, что я забываю свои сны, я даже забываю, что их видела. Доктор Фрейд называет сны королевской дорогой к подсознанию. Он не запрещает их записывать и прослушивать задним числом. Теперь я буду рассказывать вам мои сны, записывая их. Хорошо? Доктор Гринсон, вы самый великий психиатр в мире. Скажите, изобрела ли Мэрилин Монро новое, важное средство, которое продвинет вперед психоанализ? Когда вы прослушаете записи, которые будут использованы для моего лечения, то сможете опубликовать в научном журнале статью об этом методе. Разве не сенсация? Не хочу, чтобы вы меня благодарили. Я не хочу, чтобы мое имя указывалось в статье. Это мой подарок вам. Я ни с кем никогда об этом не буду говорить, и вы первый преодолеете сопротивление. Эта идея принесет вам выгоду; можете спросить у Микки Рудина, как ее запатентовать…

Ну так вот. Все, что я вам скажу, правда. С тех пор, как я стала вашей пациенткой, у меня ни разу не было оргазма. Я вспоминаю, что вы сказали однажды, что оргазм происходит в голове, а не в половых органах. Я предпочитаю говорить «половые органы», а не «генитальный аппарат». Проблема не в словах, а в том, как люди ими пользуются.

Это не страшно, но знаете, эти проклятые свободные ассоциации кого угодно с ума сведут. О! О! Когда я говорю о сумасшествии, я вспоминаю свою мать, а я сейчас не хочу таких ассоциаций. Дайте мне закончить свою мысль насчет оргазма. Вы сказали, что человек в коме или параличе не может испытать оргазм, так как генитальная стимуляция не достигает мозга, и что, наоборот, оргазм может случиться в мозгу, без всякой стимуляции генитального аппарата. Вы говорили также, что в моем уме есть какое-то препятствие, которое не дает мне испытывать оргазм, что это появилось очень рано в моей жизни, потому что я чувствовала себя такой виноватой, что не заслуживала никакого удовольствия. Это было связано с каким-то неблагоприятным сексуальным опытом в прошлом. Что-то, что покрыло удовольствие налетом вины. Травма, говорили вы. Рана. Но вы сказали, что, если я буду следовать вашим советам, у меня будут оргазмы, сначала в одиночестве, потом с любовниками. Как различны значения слов. Вы сказали не что я смогу иметь оргазмы, а что они у меня будут. Будьте благословенны, доктор, слова ваши — золото. Столько лет потеряно. Добавлю в скобках: если бы мужчины не были такими идиотами и если бы существовал «Оскар» за лучшую симуляцию, мне бы он доставался каждый год!

Но, может быть, я смогу описать вам, мужчине, то, что женщина испытывает при оргазме. Я попытаюсь. Представьте себе лампу с регулятором яркости. Вы медленно двигаете рычажок, лампочка загорается, начинает светиться, потом еще ярче и, наконец, ослепительной молнией зажигается вся целиком. Потом, когда вы крутите колесико в другую сторону, свет тускнеет и наконец исчезает.

Кстати. Это не связано с тем, о чем я говорила, но вы мне еще будете нужны по меньшей мере год, чтобы собрать куски воедино. Я заплачу за то, чтобы быть вашей единственной пациенткой. И потом, сегодня я вам сделала еще один подарок; высыпала в унитаз мой последний флакон нембутала. Все мои пилюли. Спокойной ночи, доктор».

Пять лет спустя Гринсон выпустил книгу «Техника и практика психоанализа». В главе под названием «Что психоанализ требует от психоаналитика» мы читаем: «Часто бывает необходимо исследовать вместе с пациентом интимные подробности его сексуальной жизни или гигиены, и многих пациентов это смущает. Тогда я специально упоминаю сексуальные или враждебные чувства пациента по отношению ко мне; если представляется, что он необычно взволнован моим вмешательством, я пытаюсь показать ему тоном своего голоса — или позднее выразить это словами, — что я понимаю его трудности и сочувствую ему. Я не пытаюсь стать пациенту родной матерью, но стараюсь измерить сумму боли, которую он в состоянии вытерпеть, продолжая работать продуктивно».

Модельер Билли Травилла часто одевал Мэрилин. Ему она была обязана костюмами для своих лучших ролей. Между ними был короткий роман; у него остался календарь ее «обнаженных» фотографий с ее автографом: «Дорогой Билли, прошу тебя, одевай меня всегда. С любовью, Мэрилин».

В тот вечер он с удивлением увидел Мэрилин в ресторане «Ла Скала» на Сансет-бульваре, за столом в обществе Пэт Ньюкомб, Питера Лоуфорда и Роберта Кеннеди. Он поздоровался с ней, но она отвернулась, не ответив. Она была пьяна, ее помутневшие глаза смотрели в пустоту. Билли подошел ближе:

— Эй, Мэрилин! Все в порядке?

— Кто вы? — ответила она.

Огорченный, он удалился, думая, что дело не в том, что она стесняется здороваться с ним в такой компании, а на самом деле вопрос, заданный пьяным, запинающимся голосом, сквозь закрывающие глаза пряди, был обращен к ней самой. Он решил написать ей записку. Она не ответила. Мэрилин умерла следующей ночью.

В начале того августа разыгрывалась последняя партия Мэрилин с ее психоаналитиком. Остальные вышли из игры; все спасатели Монро отказались от этого неблагодарного дела: Страсберга утомили ее требования, Миллер женился на другой и готовился стать отцом, ДиМаджио грызла ревность, он хотел любой ценой снова вступить с Мэрилин в брак. Оставался один Гринсон, которого она теперь звала Роми. По утрам Мэрилин приходила к нему и ложилась на диван для полуторачасового сеанса. Ее тревожили совпадения дат, она тихо плакала. Припоминала, что ровно пять лет назад в «Докторе Хоспитал» на Ист-Энд-авеню, в Нью-Йорке, она потеряла ребенка, сделав аборт на позднем сроке после внематочной беременности. Она все время вспоминала Нью-Йорк. Влажная жара этой знойной пятницы наполняла ее тревогой. Ей хотелось разорвать завесу, кожу, историю, которая отделяла ее от нее самой.