Глазами Лолиты - читать онлайн книгу. Автор: Нина Воронель cтр.№ 23

Габи нетвердым шагом побрела по выложенной темно-красными плитками фигурной дорожке. Сейчас путь к воротам выглядел иначе, словно увиденный сквозь призму времени — бархатный травяной ковер слегка пожелтел от недостатка влаги, розовая пена ажурных цветов на кустах поблекла и опала, осыпав землю оборванными шкодливой рукой лепестками.

Выйдя за ворота, Габи глянула на часы — пора было возвращаться к покинутому спектаклю, а потом мчаться домой к голодному Дунскому, который в знак протеста против ее поздних возвращений демонстративно отказывался есть без нее. Можно было подумать, что жизнь сомкнулась в том самом месте, где ее рассек летний разрыв с Дунским, и необратимо поглотила все, происшедшее с ней в промежутке.

Словно не было ничего — ни Беллы, ни Йоси, ни Зары, ни Эрни. Они промелькнули и исчезли, не оставив следа. Ей вспомнилась детская сказка о мальчике, к ногам которого из морской пучины на час вынырнул заколдованный город, затонувший в древности. Город мог вернуть к жизни только тот, кто купит там товара хоть на одну копейку. Но у мальчика не нашлось копейки, и город снова ушел под воду со всеми своими жителями, кошками, лавками и домами. Значит, и у нее не нашлось копейки?

Не успела она войти в репетиционный зал, как к ней бросился помощник режиссера:

«Куда ты пропала, Габи? Тут твоя подруга Инна оборвала телефон — она так кричала в трубку, что я испугался — может, у нее кто-то умер?»

«Господи, как некстати! — простонала Габи, направляясь к телефону. — Вечно эта Инна с ее штучками — опять, наверно, Светка что-то отчудила!»

1

В тот день она решила покраситься разноцветными полосками — так, что одни пряди стали желтые, другие красные, а остальные вроде седые. Вообще, она еще ничего для своих лет — волосы темные, а лицо светлое, но эта новая расцветка ей ужас как не идет. Она ведь совсем не понимает, что ей идет, что нет, а меня слушать не хочет. Ей кажется, что я еще ребенок, а я в сто раз ее взрослей, хоть это она меня родила, а не я ее.

«Вздумали яйца кур учить», — фыркнула она в ответ на мое замечание по поводу ее нового брачного оперения. Мы учили на уроке природы, что оно бывает у птиц в период спаривания. Выслушав мою лекцию о птицах в период спаривания, она пришла в восторг:

«Вот видишь, даже птицы это понимают! Пусть даже это мне не идет, зато заставляет мужчин взглянуть на меня лишний раз!»

От этих слов меня просто стошнило: с тех пор, как папец нас бросил, она прямо бредит мужчинами — не каким-то конкретным мужчиной, а всеми мужчинами вообще. И чтобы меня не вырвало, я с размаху пнула ее ниже пояса:

«И что они увидят интересного, если взглянут на тебя еще раз, Инес?»

Она задохнулась от возмущения, пошла малиновыми пятнами до самого выреза блузки и прошипела:

«Ты — сучка! Маленькая зловредная сучка, а не ребенок! И как только я тебя терплю?».

Можно было подумать, что нет у нее врага хуже, чем я! Ее особенно разозлило, что я назвала ее Инес — будто не она сама придумала себе эту кличку, когда воображала, что выглядит слишком молодо для матери такой взрослой дочери.

Я хотела ей объяснить, что виновата не я, а она, раз все во мне или от наследственности, или от воспитания, то есть в любом случае от нее. Но она не стала меня слушать, схватила свою сумку под названием ридикюль и выскочила вон из квартиры. Ее каблучки на бешеной скорости процокали вниз по ступенькам, потом хлопнула входная дверь, и стало тихо.

Я хотела было пожать плечами, но передумала, — все равно, никто бы этого не увидел. Потом я представила себе, как она бежит по улице, цепляясь своими каблуками-шпильками за все выбоины нашей корявой мостовой, и совсем разозлилась. Не знаю, на себя или на нее. На нее — за то, что она у меня такая неудачная и несчастная. Или на себя, за то, что я у нее такая правдивая и говорю все прямо в глаза.

Чтобы немного успокоиться, я заглянула в холодильник, но там не было ничего вкусного, ни мороженого, ни даже сладкого йогурта, а только пакет синеватых куриных ног, пакет молока, два помидора и три яйца. Я включила телик, но смотреть было нечего — у нас нет кабелей, как у других, потому что кабели слишком дорогие и денег на них не хватает. У нас есть всего два канала — на первом говорили про скучное, а на втором играли в футбол. Я немного посмотрела, как футболисты гоняют по полю мяч, и отключилась — на голодный желудок мне было не до мяча.

В шею надо гнать такую мать, которая оставляет ребенка без ужина из-за дурацких обид. Но гнать ее было некуда, она сама себя выгнала. И я решила приготовить себе жаркое, как она это делает, когда в настроении. Я включила газ, положила куриные ноги в кастрюлю и стала чистить проросшую картошку, которую нашла в ящике для овощей. Слезы застилали мне глаза, и приходилось их все время вытирать, чтобы выковыривать из картошки черные глазки. Из-за этого я не заметила, как куриные ноги подгорели, и очнулась только тогда, когда они стали дымиться и сильно вонять. Я быстро залила их водой, но это не помогло, они все равно страшно воняли горелой тряпкой, так что пришлось их выбросить в помойное ведро.

Я открыла окно, чтобы выветрился дым, и стала притворяться, будто ничего не случилось, — я почистила кастрюлю и поставила обратно на огонь с картошкой, картошка с помидором тоже вкусно. Потом вытащила куриные ноги из ведра, завернула в газету и отнесла вниз, в мусорный бачок. Холодильник теперь выглядел совершенно пустынным.

Мне стало смешно, когда я представила себе, как она вернется и начнет искать куриные ноги, а я буду уверять, что их никогда там не было. Тут я вспомнила про пластиковый пакет, в который они были упакованы — я вытащила его из ведра и тоже отнесла вниз, в мусорный бачок, чтобы не осталось улик.

Внизу я немного постояла у подъезда, обдумывая, не уйти ли и мне куда-нибудь — пускай она меня ищет и волнуется, когда вернется! Но идти было абсолютно некуда — Анат и Ирис уехали с родителями за границу, а лучшую мою подружку Лильку увезли на каникулы в Хайфу к бабушке. С остальными я поссорилась в последний день учебного года за то, что они дразнили меня мальчишницей, — будто я виновата, что все мальчики из нашего класса хотят дружить со мной, а не с ними.

Пока я стояла у подъезда, мимо прошел старик Арье с четвертого этажа и спросил, почему я больше не прихожу к нему смотреть фильмы по телику. Пока я думала, как вежливо объяснить, что она не разрешает мне к нему ходить, он ушел, не дождавшись ответа. И я осталась стоять одна на пустой улице, по которой никто никогда не гуляет.

А какой дурак станет здесь гулять? Ни тебе деревьев, ни цветов, как в других районах, тротуары сплошь в дырах, а за углом гудит, рычит и воняет бензином центральная автобусная станция, которую на всех языках называют «Тахана мерказит». Я тоже так ее называю, когда притворяюсь Орой — на иврите меня зовут Ора, это все равно, что по-русски Света. Зато когда я становлюсь Светкой, я, хоть убей, не скажу «Тахана мерказит», им всем назло.