Всем сестрам по серьгам - читать онлайн книгу. Автор: Инна Туголукова cтр.№ 55

— Давай быстро в операционную! Тяжелый случай…

Случай действительно был тяжелый. Такого Алена за всю свою достаточно уже обширную практику не видела никогда. Девчонка-лимитчица, презрев технику безопасности, не убрала волосы под косынку, и их затянуло в бетономешалку, на которой она работала.

Когда Алена прибежала в операционную, ее глазам предстало жуткое зрелище: на каталке лежало девичье тело в бесформенной рабочей одежде с кроваво-серой застывшей массой вместо головы и лица. Они даже растерялись вначале, не зная, как подступиться к несчастной и с чего начать.

— Ну, с Богом! — выдохнула Алиса Ивановна. — Давай новокаин.

Срезав волосы, они по кусочкам отколупывали затвердевшую кровавую корку, постепенно обнажая, обрабатывая и зашивая раны. Бетон залепил все, что только можно, забился в нос, рот и уши.

— Ослепла девка, — одними губами шепнула Алиса Ивановна, кивая на глаза, которых, собственно, и не было — одна сплошная закаменевшая маска.

Какого же было их удивление, когда под коркой, под окровавленными веками открылись серые глазные яблоки, оказавшиеся неповрежденными, едва они вместе со слизистой (иначе не получалось) удалили затвердевший бетонный слой!

Девчонка была в сознании и вела себя совершенно спокойно, наверное, потому, что находилась в полушоковом состоянии. А глаза у нее оказались карие, с яркими рыжими крапинками по краешку радужной оболочки.

— Как зовут-то тебя, бедолага? — наклонилась к ней Алиса Ивановна.

— Катя Коржикова, — шевельнула она разбитыми губами и даже попыталась улыбнуться.

— Ну держись, Катерина! Видать, ты в счастливой рубашке родилась, что так отделалась. А до свадьбы все заживет…

Нейрохирург «размылась», отказалась от предложенного Аленой чая и ускакала по своим делам. А та залила кипятком пакетик ромашки, устало плюхнулась в кресло, с наслаждением вытянула ноги на журнальном столике и сделала первый, самый вкусный глоток. Но тут дверь с грохотом распахнулась, и перед ее изумленным взором предстал возбужденный Викентий Палыч.

— Силантьева! Ты чего тут расселась, как у себя дома?! Сидит, иху мать, ноги кверху! Нашла, тоже мне, время! Немедленно беги в операционную к Черемушкину! У нас тяжелый случай…

«А то мы тяжелых случаев не видали, — раздраженно подумала Алена, собирая себя из кресла. — Тяжелее уж, кажется, и не бывает».

Оказалось, бывает…

То, что она увидела в операционной, полтора часа тому назад являлось бульдозеристом Прутиковым Аркадием Петровичем и продолжало бы им оставаться, если бы «железный конь» бульдозериста не врезался на полном скаку в бетонную стену складского помещения по причине его, то бишь Прутикова Аркадия Петровича, полной невменяемости.

Удар, к счастью, пришелся по касательной, но был такой сокрушительной силы, что целой осталась только сама черепная коробка. Сорванный скальп разодрало на мелкие кусочки, брови, веки, нос, губы и уши были оторваны — сняты, как скальп, вместе с кожей и мышцами, обе челюсти сломаны, а яма рта забита кровавым месивом зубов и костей.

Пока Черемушкин возился с переломанными конечностями, Алена с операционной сестрой Ниной сшивали на столе из кусочков скальп бульдозериста, потом надели ему на голову, как шапочку, и пришили, залатав все, что еще можно было залатать.

Злосчастная жертва «зеленого змия», бульдозерист Прутиков был в сознании, но столь мертвецки пьян, что как бы и в беспамятстве или под глубоким наркозом, так что обошлись без новокаина. Интересно, что трезвый человек в подобной ситуации наверняка не собрал бы костей, а этот собрал, хоть и поломанные, и даже что-то мычит запитой по самые оторванные уши утробой, уж не песню ли? Вот уж поистине пьяного Бог бережет! Хотя на самом-то деле не Бог, а черт. Больно нужны они Богу, бессмысленные, зловонные, омерзительные уроды, от которых столько зла на земле, столько горя и слез.

— До утра в реанимацию, а утром в челюстно-лицевую хирургию! — отрывисто приказал Черемушкин, когда все было кончено.

— Есть, товарищ командующий! — щелкнула каблуками Алена, вскидывая ладонь к виску.

— Ладно, иди уж отдыхай, — усмехнулся хирург. — Устала, белая как мел.

Она вышла из операционной и увидела маявшуюся у окна Фаину.

— Ну наконец-то! — заспешила к ней та. — Я уж не чаяла дождаться.

— А что случилось?

— Из сада тебе звонили. Велели прийти.

— Анька? Сашенька? — Ноги стали ватные, а в животе мгновенно образовалась сосущая пустота, и Алена судорожно прижала к нему руки.

— Ничего не знаю. Раиса разговаривала, она ж не спросит. А как тебя из операционной вытащить? Вот стояла, ждала. Ты беги, — говорила она уже на ходу, едва поспевая за летящей по длинному больничному коридору Аленой. — Да не волнуйся раньше времени. Если б что плохое, они бы сразу сказали. А так, мало ли…

Но та не слушала, охваченная ужасом, лихорадочно переодевалась, путаясь в рукавах, пуговицах, кнопках.

— Жалко, нет ни одной машины, — сокрушалась Фаина. — И Палыч куда-то уехал, и Черемушкин сегодня безлошадный. Может, выйти с тобой, поймать?

— Не надо, здесь же рядом, быстрее добегу. Спасибо, Фаина Михайловна!

— Ты хоть позвони потом, расскажи, что стряслось! — крикнула та вслед.

Но Алена уже не слышала, бежала, проклиная высокие каблуки, на которых и ходить-то толком не умела, не то что бегать. И путь до сада растягивался в бесконечность, свиваясь беговой дорожкой, — кажется, летишь как птица, а на деле ни с места.

Первое, что она увидела, ворвавшись в детсадовскую раздевалку, была Анька, застывшая столбиком между коленей Шестакова, который сидел на низенькой дерматиновой скамеечке и пытался завязать у нее под подбородком тонкие тесемки вязаной шапочки.

Алена бессильно привалилась к дверному косяку, «хорошенькая», как никогда: красная, потная и расхристанная. Сбитое дыхание с шумом и свистом вырывается из груди, пересохший язык не помещается во рту, коленки дрожат от напряжения и пережитого ужаса, хотя вот же она стоит, Анька, живая и на первый взгляд невредимая!

Она беззвучно открывала рот как рыба, вытащенная из воды, но Шестаков, и сам испытавший нечто подобное, когда ему неожиданно позвонили из сада, не спешил прийти к ней на помощь, уязвленный тем, что сам он примчался бог знает откуда, невзирая на пробки и занятость, а она — мать называется! — работает за углом и далеко не заместителем министра здравоохранения, а явилась вот только что.

— Мамочка! — подала голос Анька, кося глазами и старательно задирая голову под неумелыми пальцами Шестакова. — У меня швы!

— Швы?! — испугалась Алена. — Ты ударилась? Упала?

— Да вши у нее, вши, — пояснила, появляясь в дверях раздевалки, воспитательница Элеонора Юрьевна.

— Вши?! — обомлела Алена. — Что значит вши?!