Трижды преданный - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Казанцев cтр.№ 9

– Пожалуйста, выслушайте меня. Димочка не виноват, он с друзьями просто пошутить хотел… Он инвалид, у него сердце больное, ему лекарства нужны и регулярное питание. Он умрет, помогите ему.

Димочка, скорее всего, Капустин, тот самый, что Покровского порезал. Пошутить с друзьями, значит. Хороша шутка – «финка» немного до холодного оружия по нормам не дотягивает, да ее бы Капустину и не продали. С таким ножом не только хилого физика можно напугать, а вполне себе крупного дядю. Хотя Покровский хилым только на вид кажется, знатно «инвалида» разделал, любо-дорого поглядеть…

– Послезавтра, – как можно спокойнее повторил Стас, – после обеда. Ваш сын – или кем там Дмитрий Капустин вам приходится – пока посидит в изоляторе, потом суд изберет ему меру пресечения…

Теткино лицо сморщилось, затряслось, губы разъехались, по багровым щекам побежали темно-серые ручейки. Грудь в вырезе шевелилась, как подушка, подвеску зажало в «ущелье», цепочка опасно натянулась. Однако пальцы тетка не разжала, и Стас уже колебался, не прищемить ли их – легонько – стеклом, чтобы привести женщину в чувство, как рядом с ней появился еще один человек. Лет тридцати с небольшим, высокий, на носу очки, редкие волосенки на макушке стоят дыбом, худой, в бежевых брючках в обтяжку, коротком синем пиджачке и рубашке в тон, в коричневых ботинках. Он ловко сдвинул тетку в сторону, наклонился к окну и произнес:

– Привет, капитан. Надо поговорить. Тебе это тоже интересно.

От такой наглости Стас малость обалдел. Видимо, сказывалась бессонная ночь и усталость, реакции запаздывали, однако порыв эти самые очки с носа юноши аккуратно снять и переехать их пару раз колесами возник мгновенно. И креп с каждым мгновением, что этот нахал находился поблизости.

– Обсудим? – продолжал тот как ни в чем не бывало.

– Отвали! – беззлобно бросил Стас. – И готовьте деньги на хорошего адвоката. Инвалида вашего с поличным взяли, все улики против него, и свидетели имеются. Ничего, ничего, – едва сдержал он злорадную улыбку, видя, как вытягивается острая самодовольная мордочка юноши, – посидит ваш Дима с друзьями пару лет, на зоне его другим шуткам научат…

Парень, однако, удар держал, натужно улыбнулся, наклонился еще ниже и проговорил, глядя на Стаса в упор:

– Видишь, мать волнуется, всю ночь плакала, а у нее легкие больные, астма, приступ может случиться. А я маму люблю и брата тоже. И у Димкиных друзей тоже мамы есть, тоже всю ночь не спали, плакали, я их еле уговорил сюда не приезжать, сказал, что сам все решу. Диман наш вроде как крайним оказался, ножом потерпевшему угрожал… – Он осекся, оглянулся на заплаканную тетеньку и негромко добавил: – Адвоката можешь посоветовать? Я хорошие деньги заплачу, лишь бы помог. Если тебе самому деньги не нужны…

Он говорил что-то еще, но Стас его почти не слышал, смотрел в одну точку перед собой через лобовое стекло, смотрел в никуда. На сине-белую вывеску «УВД» над входом, на здоровенную дверь, на желтые кирпичные стены, на яркий цветастый зонт, под которым от дождика пряталась мама «инвалида». Она ежилась от ветра и холода, поправляла платок, но тот упорно выбивался из декольте, тетка боролась с ним и в упор смотрела на Стаса. Тот отвел взгляд и стал смотреть на приборную панель. Все мысли враз куда-то подевались, в голове стало пусто и легко, будто не сутки отдежурил, а проснулся поздно утром в выходной. И вообще Стас чувствовал себя прекрасно, только противно посасывало под ложечкой, точно от голода или нетерпения. «Чего ты ждешь? – заговорил вдруг внутренний голос, – вот твой шанс, чего тебе еще надо?» И правда – чего, какого черта он тупит в одну точку? «Так нельзя», – тяжко шевельнулось где-то на границе подсознания и рассудка, будто подняли толстый пласт дерна над монолитной скалой. Подняли – и тут же бросили обратно. Нельзя… А ослепнуть в двадцать с небольшим лет можно? А если это та самая единственная, Богом данная ему женщина, одна на всю жизнь, на весь мир, и неизвестно, жива ли она сейчас или вот-вот повторит фокус со скальпелем? Или уже повторила? Нельзя… Одна жизнь, одна любовь, одно будущее – все бы отдал, чтобы не потерять этого, да нет ничего. Нельзя…

– Садись, – кивнул Стас на соседнее сиденье, парень мигом оказался рядом. Тетенька порывисто шагнула к ним, но сын махнул ей, отгоняя, точно муху, и та покорно потопала к магазину неподалеку, села в припаркованный там черный «Форд». А парень полез в карман пиджака и достал оттуда пластиковую карточку.

– Пин-код я назову, – сказал он, протягивая ее Стасу, – на ней полтора миллиона. Они твои, карточку потом можешь выкинуть. Держи. Или лучше «наличкой»?

Он улыбался покровительственно и нагло, Стас еле сдерживался, чтобы не разбить ему очки. Держался из последних сил, процедил «наличкой», довез парня до отделения банка, где тот через кассу за четверть часа обнулил лимит и отдал деньги Стасу. Тот пересчитал, убрал пачки в бардачок и сказал:

– Через три дня брат твой с друзьями выйдет. Раньше не получится, – оборвал он задохнувшегося от возмущения юношу, – надо кое-что уладить. В ИВС с ним ничего не случится, выйдет пока под подписку, до суда. На суд всем троим придется прийти, я скажу, что говорить, пусть запомнят, выучат или запишут – это важно. После этого я тебя не видел, ты меня тоже. Если что…

– Не трясись, капитан, – сквозь зубы процедил парень, – ничего не будет. Сделка есть сделка, каждый получит свое. Я болтать не буду. И еще: Осипова там не было, это главное условие, а как ты брата моего отпустишь – на твое усмотрение.

– Разберемся, – кинул Стас, сел в «Ауди» и поехал домой. Руки еще дрожали, живот подвело, как от голода, звуки стали громче, краски ярче, время, казалось, летело вдвое быстрее, чем обычно. Он уже почти добрался до дома, когда на светофоре передумал, развернулся через две сплошные и погнал обратно, не очень внимательно глядя на дорогу. Но ему точно черт ворожил, донесло, как на крыльях, «ауди» остановилась прямо перед подъездом, Стас выгреб деньги из бардачка, кое-как рассовал их по карманам и побежал на третий этаж.

Едва не сбил с ног мать девушки, впустившую его в квартиру, кинулся в Ольгину комнату и наткнулся на закрытую дверь. Постучал, сначала деликатно, потом громче, потом с силой врезал по створке кулаком и крикнул:

– Оля, я ведь дверь сломаю! Лучше сама открой!

– Зачем? – донеслось приглушенно с той стороны.

– Поговорить. – Стас зло глянул на Ольгину мать, оказавшуюся рядом, и та мигом убралась с глаз долой, закрылась в кухне. Он грохнул по двери еще раз, и та открылась неожиданно легко. Влетел в комнату и едва не врезался в Ольгу – та стояла напротив, спокойная, сосредоточенная, волосы убраны в косу, бледная, руки в бинтах. Не дав ему и слова сказать, она проговорила:

– Ничего не получится, я знаю. Не надо врать мне, не надо жалеть. Найди себе другую женщину, так будет лучше для всех. И не звони мне больше, ладно? Уходи!

Ольга отвернулась, подошла к окну и оперлась ладонями на подоконник. Стас хотел обнять ее, но она, будто почувствуя его порыв, обернулась, строго посмотрела и, отодвинувшись подальше, повторила: