Как сделать птицу - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Мюррей cтр.№ 37

Я положила книгу в корзину на багажнике и пошла по тропинке, которая изгибалась вдоль пляжа и вела к отелю «Эспланада». Ко мне снова вернулось то особое кошачье настроение, и я ощущала какое-то смутное вдохновение. Я прошла мимо Луна-парка, и он не издал ни одного презрительного звука. Хороший знак, Мэнни, подбодрила я себя. Я вернулась на свои рельсы. Книга мне в этом помогла. Я разрешила небу наполнять мою голову большими мыслями.

Я почти не хотела дойти до того места, куда я шла, ведь было гораздо интереснее просто приближаться к нему. Но прежде, чем я смогла это предотвратить, отель «Эспланада» навис надо мной, белый, величественный, но в то же время и убогий, как улыбка во весь рот, белозубая, но с пломбами. Широкая лестница вела внутрь, пол был покрыт ковром, с узором, похожим на внутренние органы. Я немного постояла при входе, и в мое сознание вкатился странный клубок мыслей, которые не имели никакого отношения к тому, как до этой минуты развивались события. Я вспомнила, как однажды выкрасила волосы в черный цвет, но я от этого стала выглядеть только хуже, а мои руки покрылись пятнами краски.

Я проследовала прямиком в бар и заказала красное вино. Мне не нравилось стоять на ковре из внутренних органов, поэтому я села на высокий табурет. Было всего восемь вечера. Это означало, что мне предстоит пробыть в баре три часа, прежде чем прибудет музыкальная группа. По крайней мере, я мота смотреть на улицу сквозь большие окна. Солнце маячило над горизонтом, как огромная, цвета красных углей, светящаяся тарелка. Вокруг него небо было залито розовым. Люди смотрели на это, они останавливались, чтобы высказаться по этому поводу, они говорили: «Смотри, как красиво», а потом ломали голову над тем, как бы уложить такую красоту в удачное словесное определение, которое можно будет впоследствии применить, как затолкать это в свое сердце или добавить в хранилище знаменательных наблюдений. Матросы на кораблях, громоздившихся вдоль линии горизонта, наверное, опершись о свои швабры, вспоминали тех, от кого они уплыли: девушку с печальными глазами, ссутулившуюся мать, пахнущую чем-то сладким, спящих ребятишек. В этом отношении закат похож на осень. Это увядание света. Вы поневоле обнимаете свое чувство и укачиваете его на руках, а иначе оно может раствориться и превратиться в длинную полосу прошлого, которое темной тенью ляжет у вас за спиной.

Пока я там сидела, я познакомилась с кучей народу. Думаю, это из-за моего платья. Была там одинокая пухленькая дамочка, слегка лысеющая, одетая в красный спортивный костюм. Обладательница пакета с зелеными бобами и аллергии на химикаты. Она сидела на другом конце стойки, но незаметно подползала все ближе и ближе и все задавала и задавала мне вопросы. Ее звали Эллен, и она много жаловалась. Она спросила, видела ли я когда-нибудь окапи. Я призналась, что никогда не слышала об окапи. Она сказала, что это животное с большими ушами, которое живет в Америке. Я сообщила ей, что никогда не была в Америке. А она, как оказалось, была и считает, что там ужасно. Я бы не хотела, чтобы она придвигалась ко мне так близко: я снова становилась нетерпимой. Следующим пунктом она захотела узнать, почему я пью одна.

— Потому что у меня была тяжелая жизнь. — Я сгорбилась и склонилась к стойке, как исполненный горечи, видавший виды крутой парень.

— Ха! — Она захохотала и стукнула кулаком по стойке. — А у кого ее не было? Не думай, что ты какая-то особенная.

Я уже начинала думать, что Эллен — это кислая компания. Она заставляла воздух вокруг меня сжиматься. Хуже того, она, вполне возможно, была в чем-то права. Был там еще один старый чувак, с большими мешками под голубыми глазами, но я видела, что он не собирается вступать в беседу, поэтому в порыве отчаяния спросила:

— Эй, а вас как зовут?

— Кларенс, — ответил он.

— А ты был в Америке, Кларенс? — тут же встряла Эллен.

— Неа. Но я раньше тракторы водил.

— Тракторы! — заверещала Эллен. — А они здесь вообще при чем?

Я вздохнула и сказала, что хотела бы уметь водить трактор, но это было большой дружелюбной ложью. Никогда, ни единого разочка в своей жизни я не испытывала потребности научиться водить трактор, но я хотела сказать Кларенсу что-нибудь поощряющее, потому что чувствовала себя ответственной за затягивание его в кисловатую орбиту Эллен. Кларенс, я это видела, был еще одним из породы счастливых. Я наблюдала за ним точно так же, как наблюдала за диско-девушкой, чтобы понять, как у него это получается. Но он просто пил пиво.

Зашли двое рабочих и встали рядом с нами, опершись о стойку бара. Один из рабочих начал рассказывать о документальном фильме, который он смотрел по телевизору прошлым вечером. Фильм был о Сезанне. Я сказала:

— Слушай, я собираюсь изучать искусство.

Я думала о своей новой книге «Ноктюрны». Внезапно я вообразила себя художником, но, как только я это произнесла, я снова почувствовала себя настоящим жуликом, поэтому постаралась хмурым видом разогнать жуликоватость. Рабочий даже не заметил всех этих моих пируэтов. Он удивленно поднял брови:

— Да ты че? А вот ты знаешь, что картины — они сексуальные?

Я спросила его:

— Каким образом они могут быть сексуальными?

Он объяснил:

— Горы, ведь горы — это груди. — Он держал голову совершенно неподвижно. В одной руке у него была кружка пива, а другой он нарисовал в воздухе грудь.

— Чушь, чушь собачья! — Эллен встала, схватила свои зеленые бобы и ушла прочь.

Меня не взволновал ее уход. Меня взволновала мысль, что искусство сложнее, чем я думала, и что, возможно, я все-таки в конце концов так и не стану художником.

В углу сидел человек и смеялся. Харви. Он выглядел так, будто он там рос, серьезно. Это был человек с широким плоским носом, с таким носом, от вида которого Филомена бы просто зашлась. Его глаза — две темные луны, исчезающие за огромными холмами щек. Его тело — большое, круглое и статичное, заваленное годами неподвижного сидения, одна рука непрерывно тянется за чипсами, другая вцепилась в стакан пива. Мне казалось, что он протягивает руки миру: гигантские, мягкие, толстые руки, которые ничего не ждут, а только хотят длиться, беспрерывно, без начала и конца. Я бы хотела быть достаточно неподвижной для того, чтобы войти в мягко непрерывный мир Харви, в катящуюся вперед разновидность мира, которая удерживает его на этом высоком табурете в баре, пока его рука, как механический ковш, все забирает и забирает чипсы. Он сказал, что живет в пансионе в Сент-Кильде.

— Им придется убраться. Застройщикам. — Рабочий, тот, который нарисовал в воздухе грудь, говорил о пансионах. — Мы только что переделали некоторые из них в обычные жилые дома.

Он купил мне еще один бокал вина. Я его приняла, потому что это был чисто дружеский, добрососедский жест. У меня уже кружилась от вина голова. Я думала о том, чего я не знала.

Что такое быть травой?

Что такое иметь положение в обществе?

Что такое быть неподвижной?