Полудевы - читать онлайн книгу. Автор: Марсель Прево cтр.№ 10

Маленькая Кальвель обдумывала. Наконец выговорила фразу, от которой все ее подруги разразились безудержным смехом:

– Ну, хорошо! я согласна… Только дайте мне слово, что лица моего не будет видно.

Максим, оставшись один, после того как он представил Гектора своей сестре, смотрел по сторонам, слушал и спрашивал себя: «Не сон ли это? Не из другого ли какого мира я пришел сюда? Неужели, это нравы и язык новейшего времени! Эти разговоры точно в пивной, которые, вероятно, еще уступают тем, которые ведутся вполголоса… Эти темы, которые даже не стараются скрывать… И это отвратительное слово, которое беспрестанно раздается, как поощрение к свободным разговорам; „Мой флирт…“ Она делала „флирт…“ Мы делали „флирт…“ Это „флирт“ моей дочери… Так вот какие люди окружают Мод… Вот что она видит… слышит… Что же…»

Мод еще ни слова не перекинулась с ним. В эту минуту она взглянула на него, заметила, что он слышит вольную болтовню Летранжа и Вальбеля, окруженных вольными пташками, поняла, что он неприятно изумлен этим, и прямо подошла к нему.

– О чем вы задумались, Шантель? – спросила она, пристально смотря на него.

– Я думаю, – серьезно ответил Максим, – что мне никогда не следовало бы выезжать из моего захолустья Везери, так как я такой провинциал и землепашец.

Помимо его воли в словах этих звучала вся горечь, которую он испытывал, сравнивая себя на глазах любимой женщины с этими изящными, блестящими светскими болтунами, как Летранж, Ле Тессье или Сюберсо.

– Так вы хотите возвратиться в Везери? – с расстановкой спросила Мод.

– Да, я сопровождал матушку в Париж, потому что она не умеет путешествовать одна. Она останется здесь, сколько предпишет ей доктор Левер. Я же здесь совсем не нужен, потому вернусь в Везери и приеду только за ней. Париж слишком велик для меня; даже когда я нахожусь в нем, как теперь, например, мне кажется, будто меня здесь нет. Моя родная страна с ее простыми берегами, долины с их таинственной волшебной далью, ближе моему простому сердцу.

– А! – вздохнула Мод, опустив глаза.

Максим продолжал, постепенно вдохновляясь звуком собственного голоса:

– Эти уединенные места сделали меня таким, каков я есть, похожим на них… У меня сердце бьется в унисон с сердцами моих пастухов, от зари до зари живущих в созерцании природы, чувства мои скромны, но так глубоки, что раз запав в душу, держат ее в оцепенении очарования, одного напоминания о них достаточно, чтобы наполнить несколько месяцев моей жизни… Здесь, в Париже, чувствуют быстро и мало; слово также быстро и кратко, как чувство; я же говорю медленно, потому что скоро выразить было бы трудно такие глубокие чувства… Извините, я сам не знаю, к чему говорю вам это.

– Напротив, говорите, – сказала Мод. – Ничто из того, что там говорится, (она указала на Сюберсо, Жакелин и Тессье), не могло бы так заинтересовать меня.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы так говорите… Видите, я даже не умею достаточно владеть собой, чтобы скрывать свое волнение! И так все, что напоминает мне что-нибудь приятное из моего прошлого, слишком волнует меня. Присутствие мое здесь после долгих, долгих месяцев… так живо напоминает мне четыре дня, проведенные в Сент-Аманде.

Мод перебила его:

– Я тоже не забыла их.

Они замолчали. Но взглянув на Шантеля, она испугалась пламени, которым горели его глаза.

«На сегодня довольно романа», – подумала она. И, предвидя страстные слова, готовые сорваться с его уст, она оборвала разговор, сказав громко, чтобы все слышали:

– Так решено, завтра в опере вы будете в нашей ложе? И Жанна, конечно, придет, да? Где же она, наша Жанетта? Нет, посмотрите, каково! Разговариваешь, начала осваиваться!

Жанна Шантель робко разговаривала с Гектором Тессье. Слова Мод сразу прервали только что начавшийся разговор, и девушка, вся красная, вернулась, как бы ища помощи, под крыло брата. Над ней немного посмеялись.

– Чем вы ее приручили? – спросил Максим, гладя рукою темные кудри сестры.

– Я говорил с ней о вас.

Гектор заинтересовался этим наивным существом, которое признал сразу совершенно отличным от мелочных созданий, прикрывающихся маской непорочности; он так много наблюдал их, но не из развращенности, а как любитель, для коллекции. Он осторожно, почти отечески выпытывал Жанну, говорил о ее брате, которого знал раньше, о Пуату, где они вместе жили; и девушка с доверием и искренностью, которые присущи всем робким людям, смотрела на него, как ребенок, который перестал бояться незнакомого. Она тихо, спокойно, непривычным к долгой беседе голосом, говорила о своем детстве, о девичестве, проводимом без веселья, без подруг, воспитанная матерью, обучаемая одним Максимом:

– О! милая моя! – сказал Максим, целуя ее в голову.

– Однако, – сказала, соскучившись этим Мод, – как же мы решили насчет завтрашнего вечера? У мистера Аарона и мистера де Сюберсо есть места, так же как у вас, господа, – прибавила она, обращаясь к братьям Тессье, – весь Париж ваш. Мадам де Шантель придет со своими дамами?

– Я буду обедать с вашими друзьями, мадемуазель, – отвечал Максим, недовольный, что Мод прекратила разговор несколько минут перед тем.

– Так что же! После обеда вы придете к нам, очень просто. Итак, решено, не правда ли?

Она смотрела на него мягко, и он согласился. Сюберсо притворялся, что не видит их, и показывал вид, что очень занять разговором с Полем.

Мадемуазель Шантель поднялась. Аарон поцеловал руку Мод. Было около семи часов, все начали прощаться.

Сюберсо подошел к Мод. Она сказала ему:

– Хорошо, я довольна вами. Можно простить ваше недавнее дурное расположена духа. Вы вели себя благопристойно.

– Это он? – спросил презрительно молодой человек, указывая на Максима.

– Да.

– Совсем провинциал.

Мод сухо возразила:

– Это очень порядочный человек, милый мой, и он много лучше…

– Меня?

Мод ответила:

– Лучше нас всех… Теперь убирайтесь, – прибавила она, – не вздумайте показать, что вы желаете остаться дольше всех. До завтра.

– Нет, – решил Гектор Тессье, в конце обеда с братом и Максимом, в ресторане Жозефа, – общество, в котором мы встретились с вами вчера, любезный Шантель, совсем не составляет исключения; молодые девушки, которые так ломались вчера перед мужчинами, смеялись над их двусмысленными шутками и сами отвечали им в том же духе – при вас они еще сдерживались – не представляют собою какого-нибудь исключения. Это современное праздное общество, а девицы эти – продукт его. Если Дора Кальвель бесспорно слишком… провинциальна, то все остальные дают прекрасный образчик дочерей веселящегося Парижа, сами родители которых не строги и легкомысленны, катаются в Булонском парке, посещают балы, театры, ездят в Трувиль, лечатся гидротерапией, играют в теннис, в кегли, между ними вы найдете девушек всех слоев общества… от гризетки до потомка лучшей исторической фамилии. Госпожа Реверсье, жена храброго Берринсона, благородного происхождения, бывшего чиновника министерства просвещения; хорошее положение и состояние. Мистер Аврезак, когда был жив, держал большую химическую фабрику в Везине; его вдова очень богата. Вы, разумеется, знаете прекрасное происхождение семьи Рувр; Жакелин прекрасно воспитана… нет, это ни в коем случае не смешанное общество, не отщепенцы, не полусвет. Сомнительными между посетительницами мадам Рувр можно считать разве маленькую Дору, все-таки хорошего рода, да, пожалуй, Сесиль Амбр, которая так и просится в героини Бодлера; однако, ее принимают везде, как фрейлину какой-то итальянской герцогини. И эта, и множество других, которых вы увидите, такой же продукт беспутного Парижа, как этот коньяк – продукт шарентского белого вина… Я мало люблю и то и другое, – прибавил он, опоражнивая свой маленький стакан.