Она снова пожала плечами.
— У нас и до этого отношения были не ахти, а уж после этого… Этой фразы он мне не простил.
Сплюнула и равнодушно повторила:
— Сука.
Наступило такое глубокое молчание, что стало слышно слабое потрескивание свечи.
— Ладно, — прервал молчание Рауф. — Эля, нужно ехать, уже темно. Мы машину на краю деревни оставили.
— Нет!
— Что нет? — удивился Редька.
— Она в милицию не поедет! — сказала я твердо.
— Ты с ума сошла!
Я обернулась и посмотрела на Родиона таким взглядом, что он испугался.
— Она — моя сестра.
— Она хотела тебя убить!
— Не твое дело! Никуда вы ее не повезете!
Я повернулась к Ларе и сказала ей:
— Тебе придется уехать из города. Тебя будут искать. Я постараюсь замять дело, но не знаю, что из этого получится. Немецкое правосудие мне купить вряд ли удастся. А впрочем, я попробую. Уедешь?
— Уеду, — сразу ответила Лара.
— А я? — подал голос наниматель.
— Плевать мне на тебя. Делай, что хочешь. Тебя выгораживать я не буду.
Я снова повернулась к Ларе:
— У тебя деньги есть?
— Прекрати!
Я удивилась:
— Не можешь же ты уехать без денег!
— Отстань! — закричала она с такой болью, как будто я копалась в самой середине ее сердца. — Отстань от меня, ты, добренькая! Я тебя ненавижу! Чтоб ты подавилась своими миллионами!
Она сорвалась с места и бросилась к двери. Роман рефлекторно дернулся ей наперерез.
— Нет! — сказала я. — Пропусти ее!
И Роман молча посторонился.
Хлопнула дверь, заурчал, удаляясь, мотор «четверки».
Наниматель сделал несколько неверных шагов вперед и рухнул на стул.
— Пошли отсюда, — сказала я.
И мы вышли из мертвого дома безлюдной деревни.
ЭПИЛОГ
Прошло полгода.
Можете меня поздравить: я богатая наследница. Впрочем, если бы вы увидели меня сейчас, то вряд ли бы в это поверили.
Я гуляю вечером возле дома. На мне старый китайский пуховик, старые заношенные кроссовки и не менее старые джинсы. Правда, в кармане новенький плеер, в ушах наушники.
«И я дружу теперь с котом,
я дверь не путаю с окном,
мне доказали, что стар я для драк.
И все реже во сне
Теперь приходит ко мне
Блюз бродячих собак»,
— пел Максим Леонидов, и песня странным образом волновала душу.
Как будто речь шла обо мне.
«Бойтесь желать, ибо вы можете это получить», — говорит старая мудрая поговорка.
Наверное, я столько раз жаловалась на жизнь, что богу надоело слушать мои причитания. И он высыпал на меня такой поток материальных благ, который мне и не снился.
Думаете, я очень счастлива?
Беда в том, что, давая нам что-то одно, бог непременно забирает что-то другое. Закон Всемирного Равновесия.
У меня для начала забрал сестру.
Странно, что, еще не зная меня, Лара уже меня ненавидела. Глупая девочка! Я так обрадовалась, когда узнала, что не одна на свете! Да я бы ей отдала все, что бы она пожелала! Тем более, что в отличие от меня она сумела бы всем этим распорядиться.
Я никому не рассказывала о свалившемся мне на голову наследстве. Не только потому, что побоялась рэкета. Просто меня тяготили эти сумасшедшие деньги.
Как жить дальше?
Уехать за границу? И что я там буду делать? Плавать на яхте, купаться в бассейне и посещать пластического хирурга, который превратит меня в Синтию Кроуфорд?
Для всего этого я уже недостаточно молода. И дело даже не в возрасте. Просто нет желания купаться в красивой жизни.
Возможно, это заторможенность. Я не спорю.
Открыть свое дело?
Я перебрала массу вариантов, пока наконец не поняла, что все это не мое. Не деловой я человек.
Я бы с удовольствием вложила деньги в фирму Редьки, и совсем не потому, что он за мной ухаживал, а потому, что мне действительно было интересно, чем он занимается. Но не успела я заикнуться о своем намерении, как столкнулась с его мрачным взглядом исподлобья. И поняла, что продолжать разговор не имеет смысла.
Заняться благотворительностью?
Вот это уже было серьезней. Я посетила ближайший детский дом и вручила директрисе десять тысяч долларов.
Потом нагрянула с проверкой и обнаружила, что на эти деньги директриса сделала в своей квартире отличный евроремонт. На детей денег у нее не осталось.
Я написала заявление в милицию и теперь таскаюсь по судам. Охота к благотворительности у меня пропала.
Можете смеяться, но я снова вернулась в фирму американских благодетелей. Они приняли меня назад со сдержанным оптимизмом и посоветовали больше так не делать.
Я пообещала.
Зато мне искренне обрадовались девчонки, а Ритка по поводу моего возвращения устроила на работе небольшие посиделки, утащив из дома единственный электрический чайник.
— Господи, как тебя муж терпит? — не выдержала я, рассматривая ее трофей.
— Они дома могут воду и в кружечке вскипятить, — рассудительно ответила Ритка. — А нам на работе чайник нужней.
Я хотела приобрести новый рабочий чайник, но подумала и одернула себя.
Девчонкам было бы неловко. Ведь они были твердо уверены, что моя зарплата не превышает трехсот-трехсот пятидесяти долларов в месяц. И сочли бы себя обязанными сложиться, чтобы поделить расход на всех.
А деньги им куда нужней, чем мне.
Впрочем, одно доброе дело я все же сделала.
Упекла на принудительное лечение мужа моей домработницы Лены.
Да-да, Лена по-прежнему работает у меня. Честно говоря, услуги помощницы мне не слишком нужны, зато Лене очень нужны деньги. У нее двое детей, их кормить надо. Рассчитывать-то ей не на кого. Мы уже успели привыкнуть друг к другу, и даже немножко подружились.
Так что за Лену я бывшему нанимателю почти благодарна.
С Никифоровым-сыном я увиделась только на следствии. Немецкие коллеги все же призвали его к ответу, но папа нажал на нужные педали, вспомнил нужные телефоны, сходил по нужным адресам — и его непутевый сынок отделался легким испугом. То есть лишением лицензии, запретом заниматься юридической практикой и смешным условным сроком.
Надо сказать, что ни на следствии, ни в суде, он ни разу не упомянул имени Лары, и за это я ему была бесконечно признательна.