– Правда, – добавил Ярпен. – Потому, говорю
вам, с энтим сапожником должно случиться что-нибудь, пока он, трахнутый, в
легенду не попал.
– Должно случиться, стало быть, случится, –
убежденно сказал Нищука. – Это на мне.
– А Лютик, – подхватил краснолюд, – задницу
ему в балладе обработает, на смех подымет. Чтоб осрамить во веки веков.
– Об одном вы забыли, – сказал Геральт. –
Есть тут один, кто может вам все попутать. Который ни на какие дележки и
договора не пойдет. Я об Эйке из Денесле. С ним вы говорили?
– О чем? – проскрипел Богольт, поправляя палкой
поленья в костре. – С Эйком, Геральт, не поговоришь. Его дела не
интересуют.
– Подъезжая к вашему лагерю, – сказал Три
Галки, – мы встретили его. Он в полном вооружении стоял коленями на камнях
и не отрывал глаз от неба.
– Он завсегда так, – сказал Живодер. –
Размышляет или молится. Говорит, так надо, потому как боги наказали ему людей
от худа оберегать.
– У нас в Кринфриде, – буркнул Богольт, –
таких в телятнике держат на цепи и дают куски угля, тогда они на стенах разные
разности малюют. Но довольно о ближних сплетничать, поговорим об интересе.
В круг света беззвучно ступила закутанная в шелковый плащ невысокая
молодая женщина с черными волосами, покрытыми золотой сеточкой.
– Чем это тут так несет? – спросил Ярпен Зигрин,
прикидываясь, будто ее не видит. – Не серой ли?
– Нет. – Богольт демонстративно потянул носом,
глядя в сторону. – Мускус или что-то вроде.
– Нет, пожалуй, это… – поморщился
краснолюд. – Ах! Так это ж благородная госпожа Иеннифэр! Здрасьте,
здрасьте!
Чародейка медленно обвела взглядом собравшихся, на мгновение
задержала блестящие глаза на ведьмаке. Геральт еле заметно улыбнулся.
– Позвольте присесть?
– Что за вопрос, благодетельница вы наша, – сказал
Богольт и икнул. – Присядьте вот тут, на седле. Сдвинь зад, Кеннет, и
подай благородной колдунье седло.
– Вы тут о делах, я слышу. – Иеннифэр уселась,
вытянув стройные ноги в черных чулках. – Без меня?
– Не смели, – сказал Ярпен Зигрин, –
беспокоить столь важную особу.
– Ты, Ярпен, – прищурилась Иеннифэр, повернувшись
к краснолюду, – лучше б помолчал. С первого дня ты делаешь вид, будто меня
вообще не существует, так уж и продолжай в том же духе, не утруждай себя.
– Да что вы, госпожа! – Ярпен показал в улыбке
неровные зубы. – Как можно! Да пусть меня клещи лесные покусают, ежели я
не трактирую, нет, не тракую вас лучше, чем нежели воздух. Воздух, к примеру,
мне случается испортить, а касательно вас я б себе этого ни в коем разе не
позволил.
Бородатые «ребяты» зашлись хохотом, но тут же замолкли,
увидев синее мерцание, вдруг охватившее чародейку.
– Еще одно слово – и от тебя останется лишь испорченный
воздух, – сказала Иеннифэр, и в ее голосе прозвучал металл. – И
грязное пятно на траве.
– И верно, – кашлянул Богольт, разряжая
обстановку. – Помолчи, Зигрин. Послушаем лучше, что нам скажет госпожа
Йеннифэр. Она только что заметила, будто мы тут болтаем о делах без нее.
Отседова вывод, что у нее есть какое-то предложение. Послушаем. Только б не
предложила собственными чарами уделать дракона.
– А что? – подняла голову Йеннифэр. –
Думаешь, невозможно, Богольт?
– Может, и возможно. Но нам не окупится, потому как вы
тогда потребуете половину драконьего богатства.
– Как минимум, – холодно сказала чародейка.
– Ну вот, сами видите, нас это ну никак не устраивает.
Мы, милсдарыня чародейка, бедные солдаты – если добыча пройдет мимо нашего
носа, то голодать нам как пить дать. Мы щавелем и лебедой пробиваемся…
– Разве что в праздник сурок какой аль суслик
попадется, – грустно вставил Ярпен Зигрин.
– …водой колодезной запиваем. – Богольт отхлебнул
из бутыли и слегка встряхнул ее. – У нас, госпожа Йеннифэр, нету другого
выхода, как только получить свою долю или зимой под забором коченеть. А
постоялый двор денег стоит.
– И пиво, – добавил Нищука.
– И девки распутные, – размечтался Живодер.
– Потому, – Богольт взглянул на небо, – мы
сами, без чар и вашей помощи дракона уделаем.
– Ты уверен? Запомни, существует предел возможного,
Богольт.
– Может, он и существует, только я ни разу не встречал.
Нет, госпожа, повторяю, мы сами дракона прикончим, без всяких там чар.
– Тем более, – добавил Ярпен Зигрин, – что у
чар тожить наверняка есть свои пределы возможного, которые, в противу наших,
нам неведомы.
– Ты сам придумал, – медленно спросила
Йеннифэр, – или тебе подсказали? Уж не присутствие ли ведьмака в вашем
глубокоуважаемом обществе позволяет вам так задираться?
– Не-а, – сказал Богольт, глядя на Геральта,
который, казалось, дремал, лениво растянувшись на попоне и положив голову на
седло. – Ведьмак тут ни при чем. Послушайте, благородная Йеннифэр. Мы
сделали королю предложение, он отмолчался. Ну ничего, мы народ терпеливый, до
утра погодим. Ежели король предложение примет, едем дальше разом, нет – мы
возвращаемся.
– Мы тоже, – буркнул краснолюд.
– Никакой торговли не будет, – продолжал
Богольт, – так сказать, на нет и суда нет. Передайте наши слова Недамиру,
милсдарыня Йеннифэр. А вам скажу, предложение выгодно и вам, и Доррегараю,
ежели вы с ним столкуетесь. Нам, учтите, драконий труп до фени, токмо хвост
возьмем. Остальное ваше будет, бери, выбирай! Не пожалеем для вас ни зубов, ни
мозга, ничего, что вам потребно для колдовства.
– Конечно, – добавил, хихикая, Зигрин, –
падаль будет ваша, чародейская. Никто не отберет. Разве что другие трупоеды.
Йеннифэр встала, закинула плащ на плечо.
– Недамир не намерен ждать утра, – сказала она
резко. – Он уже сейчас согласен на ваши условия. Наперекор, чтоб вы знали,
моим и Доррегараевым советам.
– Недамир, – медленно процедил Богольт, –
проявляет мудрость, удивительную для столь недозрелого короля. Потому как по
мне, госпожа Йеннифэр, мудрость – это, в частности, умение пропускать мимо ушей
глупые или неискренние советы.
Ярпен Зигрин хмыкнул в бороду.