– Не холодно?
– Нет, – вздохнула она. – Сегодня тепло. Вот
вчера… Вчера я ужасненько замерзла, ой-ей.
– Чудно, – заметила Браэнн, расслабляя ремешки
длинных мягких сапожков. – Такая малышка, а так далеко в лес зашла. И мимо
дозорных прошла, и через мочагу прошла, и через чащобу. Крепкая, здоровая и
храбрая. Она взаправду годится… Годится нам.
Геральт быстро взглянул на дриаду, на ее блестящие в
полумраке глаза. Браэнн оперлась спиной о дерево, сняла повязку, рассыпала
волосы движением головы.
– Она вошла в Брокилон, – проговорила тихо,
упреждая комментарии Геральта. – Она наша, Гвинблейдд. Мы идем в Duen
Canell.
– Госпожа Эитнэ решит, – кисло улыбнулся ведьмак,
понимая в то же время, что Браэнн права.
«Обидно, – подумал он, глядя на вертящуюся на зеленой
постели девочку. – Такая бойкая малышка. Где я ее уже видел? Неважно. Но
обидно. Мир так велик и так прекрасен. А ее миром будет всего лишь Брокилон, до
конца дней ее. Быть может, немногих дней. Может, только до того дня, когда она
упадет в папоротники под свист стрел и крики, погибнет в бессмысленной бойне за
лес на стороне тех, кому суждено проиграть. Суждено. Рано или поздно».
– Цири?
– А?
– Где живут твои родители?
– У меня нет родителей, – потянула она
носом. – Они утонули в море, когда я была маленькой.
«Так, – подумал он, – это многое объясняет.
Княжна, дитя покойной княжеской пары. Кто знает, не третья ли дочь после
четырех сыновей. Титул, практически значащий меньше, чем титул камергера или
конюшего. Болтающееся при дворе пепельноволосое и зеленоглазое нечто, которое
надобно как можно скорее пристроить, выдать замуж. Как можно скорее, пока она
не успела созреть и превратиться в маленькую женщину, грозящую скандалом,
мезальянсом или инцестом, что вовсе не так уж и сложно в общей дворцовой
спальне».
Ее бегство не удивляло ведьмака. Он уже не раз сталкивался с
княжнами и даже королевами, таскавшимися с труппами бродячих актеров и
радовавшихся, что им удалось сбежать от дряхлых, но все еще жаждущих потомка
королей. Он видывал принцев, предпочитавших неверную судьбу наемника
подысканной отцом хромой или рябой принцессе, застарелое или сомнительное
девичество которой должно было стать ценой союза и династического родства.
Он прилег рядом с девочкой, укрыл ее курткой.
– Спи. Спи, сиротинушка.
– Как же! – проворчала она. – Я княжна, а
никакая не эта… сиротинушка. И у меня есть бабушка. Моя бабушка – королева, не
думай. Вот скажу, что ты хотел меня вздуть ремнем, так моя бабушка велит тебе
голову отрубить. Вот увидишь тогда.
– Ужасно! Цири, смилостивься!
– Как же, жди!
– Но ведь ты добрая девочка. Когда голову отрубают, это
ужасно больно. Ну обещай, что ничего не скажешь.
– Скажу!
– Цири!
– Скажу, скажу, скажу! Испугался, да?
– Страшно. Знаешь, Цири, когда человеку отрубают
голову, от этого можно умереть.
– Смеешься?
– Как я смею!
– Сразу перестанешь смеяться! С моей бабушкой шутки
плохи, как топнет ногой, так самые храбрые воины и рыцари падают перед ней на
колени, я сама видела. А если кто непослушный, то ррраз – и головы нет.
– Страшно. Цири?
– А?
– Пожалуй, тебе голову… отрубят.
– Мне?
– Угу. Ведь твоя бабушка-королева договорилась о твоем
замужестве с Кистрином и послала тебя в Вердэн в Настрог. Ты была непослушной.
Как только вернешься… Ррраз! И нет головы.
Девочка замолчала, перестала даже крутиться. Он слышал, как
она чмокает, грызя верхнюю губу зубками, как хлюпает носом.
– Неправда, – сказала она наконец. – Бабушка
не позволит отрубить мне голову, потому что… Потому что это моя бабушка, разве
нет? Ну самое большее получу по…
– Так, – засмеялся Геральт. – С бабушкой
шутки плохи? Ты уже познакомилась с розгами?
Цири гневно фыркнула.
– Знаешь что? – предложил он. – Мы, пожалуй,
скажем бабушке, что я тебя уже вздул, а дважды за одно и то же наказывать
нельзя. Договорились?
– Думаешь, больно умный? – Цири приподнялась на
локте, шелестя ветками. – Если бабушка узнает, что ты меня побил, тут уж
голову тебе наверняка отрубят!
– Стало быть, тебе все-таки жалко моей головы?
Девочка замолчала, снова потянула носом.
– Геральт?
– Что, Цири?
– Бабушка знает, что я должна вернуться. Я не могу быть
никакой княгиней или женой этого глупого Кистрина. Я должна вернуться, и все
тут.
«Должна, – подумал он. – Увы, это не зависит ни от
тебя, ни от твоей бабки. А только от настроения старой Эитнэ. И от моих
способностей убеждать».
– Бабушка это знает, – продолжала Цири. –
Потому что я… Геральт, поклянись, что никому не скажешь. Это страшная тайна.
Ужасненькая, говорю тебе. Поклянись.
– Клянусь.
– Тогда скажу. Моя мама была волшебница, не думай. И
мой папа тоже был заколдован. Все это рассказала мне одна няня, а когда бабушка
узнала, то был страшный скандал. Потому что я, понимаешь, предназначена.
– Чему?
– Не знаю, – возбужденно проговорила Цири. –
Но я предназначена. Так говорила няня. А бабушка сказала, что не позволит, что
скорее весь этот хоррел… хоррерный замок рухнет. Понял? А няня сказала, что
против Предназначения ничего, ну прям совсем ничегошеньки не поможет. Ха! А
потом няня плакала, а бабушка кричала. Видишь? Я предназначена. И не буду я
женой глупого Кистрина. Геральт?
– Спи. – Он зевнул так, что хрустнула
челюсть. – Спи, Цири.
– Расскажи мне сказку.
– Что-о?
– Сказку мне расскажи, – фыркнула она. – Как
же я усну без сказки? Давай, давай!
– Не знаю я, черт побери, никаких сказок. Спи.
– Не лги. Знаешь. Когда был маленький, то что, тебе
никто сказок не рассказывал? Ты чего смеешься?
– Ничего. Так, вспомнил кое-что.
– Ага! Вот видишь! Ну так расскажи.
– Что?
– Сказку.