– Ведьмак, – вдруг проговорил Три Галки. –
Хочу тебя спросить.
– Спрашивай.
– Почему ты не завернешь?
Ведьмак какое-то время глядел на него.
– Ты действительно хочешь знать?
– Хочу, – сказал Три Галки, поворачиваясь к нему
лицом.
– Я еду с ними, потому что я безвольная игрушка. Потому
что я – пучок пакли, гонимый ветром вдоль дорог. Куда, скажи мне, я должен
ехать? И зачем? Здесь, по крайней мере, собрались те, с кем есть о чем
поговорить. Те, кто не замолкают, когда я подхожу. Те, кто, даже не любя меня,
говорят мне это прямо в глаза, не кидают камни из-за заборов. Я еду с ними по
той же причине, по какой поехал с тобой в трактир плотогонов. Потому что мне
все равно. У меня нет места, куда я мог бы стремиться. У меня нет цели, которая
должна быть в конце пути.
Три Галки откашлялся.
– Цель есть в конце любого пути. Она есть у каждого.
Даже у тебя, хоть тебе и кажется, будто ты не такой, как все.
– Теперь я тебя спрошу.
– Спрашивай.
– А в конце твоего пути есть цель?
– Есть.
– Счастливец.
– Дело не в счастье, Геральт. Дело в том, во что ты
веришь и чему отдаешь себя. В чем твое призвание. Никто не может знать об этом
лучше, чем… Чем ведьмак.
– Я сегодня то и дело слышу о призвании, –
вздохнул Геральт. – Призвание Недамира – захватить Маллеору. Призвание
Эйка из Денесле – защищать людей от драконов. Доррегарай чувствует призвание к
совершенно обратному. Йеннифэр, учитывая определенные изменения в организме, не
может исполнить своего призвания и мечется из стороны в сторону. Черт побери,
только рубайлы да краснолюды не чувствуют никакого призвания, а просто хотят
нахапать как можно больше. Может, поэтому меня к ним так тянет?
– Не к ним тебя тянет, Геральт из Ривии. Я не слеп и не
глух. Не при звуке их имен ты схватился тогда за мешочек. Но кажется мне…
– Напрасно кажется, – беззлобно сказал ведьмак.
– Прости.
– Напрасно извиняешься.
Они сдержали лошадей в самое время, чтобы не налететь на
резко остановившуюся колонну лучников из Каингорна.
– Что случилось? – поднялся на стременах
Геральт. – Почему остановились?
– Не знаю, – повернул голову Борх. Вэя с
удивительно сосредоточенным лицом быстро произнесла несколько слов.
– Поскачу в голову, – сказал ведьмак. –
Узнаю.
– Останься.
– Почему?
Три Галки минуту помолчал, глядя в землю.
– Почему? – повторил Геральт.
– Поезжай, – бросил Борх. – Может, так-то оно
и лучше.
– Что – лучше?
– Поезжай.
Мост, связывающий два берега каньона, выглядел солидно, был
построен из толстых сосновых бревен, опирался на четырехугольный столб, о
который поток, шумя, разбивался на длинные полосы пены.
– Эй! Живодер! – рявкнул Богольт, подводя
телегу. – Ты чего остановился?
– Черт его знает, что это за мост!
– А чего ради нам на него лезть? – спросил
Гилленстерн, подъезжая ближе. – Что-то не светит мне лезть с телегами на
эту кладку. Эй, сапожник! Ты почему ведешь туда, а не по тракту? Ведь тракт
идет дальше к западу?
Героический отравитель из Голополья приблизился, скинул
барашковую шапку. Выглядел он презабавно, облаченный в натянутый на сермягу
старомодный полупанцирь, который выковали еще, почитай, при короле Самбуке.
– Тут дорога короче, государь, – пояснил он не
канцлеру, а непосредственно Недамиру, лицо которого по-прежнему выражало
прямо-таки болезненную усталость.
– Чем какая? – спросил, поморщившись, Гилленстерн.
Недамир не удостоил сапожника даже взглядом.
– Это, – сказал Козоед, указывая на три
вздымающиеся над округой щербатые вершины, – Хиява, Пустула и Скочий Зуб.
Дорога ведет к руинам старой крепости, обходит Хияву с севера, за истоками
реки. А по мосту мы можем дорогу срезать. По ущелью выйдем на равнину меж
горами. А если тама драконьих следов не найдем, пойдем дале на восток, осмотрим
яры. А еще дале на восток лежат ровнютенькие луговины, оттедова прямая дорога в
Каингорн, к вашим, государь, владениям.
– И где это ты, Козоед, такого ума об энтих горах
поднабрался? – спросил Богольт. – У колодок сапожных аль как?
– Нет, милсдарь. В ребячестве овец тута пас.
– А мост выдюжит? – Богольт приподнялся на козлах,
глянул вниз, на пенящуюся реку. – Пропасть сажен сорок.
– Выдюжит.
– А откуда вообще взялся такой мост в этой глуши?
– Его, – сказал Козоед, – в давние времена
тролли срубили, а кто тута ездил, крепко им платить должон был. А так как редко
кто тута ездил, то тролли по миру пошли. А мост остался.
– Повторяю, – гневно сказал Гилленстерн, – у
нас телеги с грузом и фуражом, на бездорожье мы можем застрять. Не лучше ли
трактом ехать?
– Можно и трактом, – пожал плечами
сапожник, – но дорога дальняя. А король говорил, что ему надыть к дракону
срочно, потому как он высматривает его, словно коршун падь.
– Падаль, – поправил канцлер.
– Пусть падаль, не все едино? – согласился
Козоед. – А мостом все равно ближее.
– Ну, так вперед, Козоед, – решил Богольт. –
Жми передом, ты и твое войско. У нас такой обычай – вперед пускать самого боевитого.
– Не больше одной телеги сразу, – предостерег
Гилленстерн.
– Лады. – Богольт стегнул лошадей, телега
задуднила по бревнам моста. – За нами, Живодер! Глянь-ка, колеса ровно
идут?
Геральт придержал коня, дорогу ему загородили лучники
Недамира в пурпурно-желтых кафтанах, столпившиеся на каменистой площадке.
Кобыла ведьмака фыркнула.
Дрогнула земля. Горы загудели, зубчатый край каменной стены
вдруг затуманился на фоне неба, а сама стена неожиданно заговорила глухим
ощутимым гулом.
– Внимание! – зарычал Богольт уже с другой стороны
моста. – Эй, там, внимание!