Призрак Адора - читать онлайн книгу. Автор: Том Шервуд cтр.№ 15

– Всё-таки полицейский? – спросил я его.

Он кивнул.

– А тот, в маске?

– Не достал, – покачал головой Бэнсон. – Вот только сбрую испортил, – он приподнял и показал мне рассечённый наискось, почти надвое, толстый кожаный нагрудник.

– Ну что, рассказывай, – повернулся я к Генри. – Что произошло?

– Мы гуляли днём, – торопливо заговорил он, – Корвин, Эдди и я. Зашли к бакалейщику, купили бритву: Корвин сказал, что скоро начнёт бриться. Зашли в пирожковую, купили по два пирожка. Там рядом оказалась книжная лавка, я зашёл, а они ждали меня на улице. Вот там их и схватили.

– А почему они не пошли с тобой в лавку?

– У них же руки были масляные. Книги трогать нельзя. Они же пирожки кушали.

– Так, что дальше?

– Я пошёл на них в окно посмотреть.

– Почему?

– Так карета подъехала! Большая карета, лошади топали, и вдруг всё стихло. Я и посмотрел, почему карета остановилась. Дверца открылась, и у Эдда что-то спросили. Он стал рукой показывать, вроде бы как проехать. И ещё к карете подошли двое высоких людей, тоже стали показывать. Вдруг из кареты высунулась рука, схватила Эдда и втащила внутрь. Легко, как котёнка. И тогда эти двое высоких схватили Корвина и забросили его туда же. Сами вскочили на запятки, дверца захлопнулась, и лошадей стали сильно хлестать кнутом. Лошади понесли. Я выбежал – на дороге пирожки лежат…

– Какая была карета?

– Большая, красная с серым. На окошках – красные занавески. Лошади чёрные. Очень быстро ускакали. Я бежал следом за ней сколько мог. Потом она свернула, а я тихо пошёл домой: очень в боку кололо.

– В какую сторону свернула?

– В порт, к гавани. А я пришёл сюда и сразу всё рассказал.

– Я сбегал в дом к Давиду, – сообщил заряжающий пистолеты Нох, – там мальчишек с утра никто не видел.

– Не кажется тебе, что это две стороны одного дела? – спросил я у Бэнсона.

– Карета и полицейский?

– Карета и полицейский.

– Что же, на нас напали, предполагая, что мы можем погнаться за теми, кто увёз Эдда и Корвина?

– Я думаю вот как. Мальчишек схватили, чтобы с Давида требовать выкуп. Он купец известный, а дети для него – дороже жизни. Но, чтобы помешать нам выследить и отнять близнецов, решили напасть внезапно, чтобы избавиться от погони. Это хорошо, это ладно. Раз выкуп – значит, мальчишек прячут где-то недалеко. Значит, мы их найдём.

Нас обмыли, перевязали раны. Оказался вдруг перед нами столик, а на нём – большая сковорода с чем-то шипящим, красным, огненным.

– Острое и горячее? – попытался я пошутить, подхватывая ложку левой рукой, и бросил больной взгляд на Эвелин.

Она лишь грустно покачала головой.

– А эти двое, вы их убили? – послышался любопытный голосок успокоившейся немного Алис.

– Какие двое? – непонимающе спросил Бэнсон.

– Ну напасть-то на вас – нужно два человека, а не один.

– Вот как раз один.

– О-ой?!

– Да. Но очень сильный.

– Как ты?

– О не-ет, ещё сильнее. Я в него семь раз стрелял, но он убежал всё-таки. А перед этим нам с Томом шкуры попортил.

– И убежал?

– Как молния, Алис. Как ветер. Так что мы никого даже не обидели.

– А я бы убила его! – сердито сжала кулачки Алис.

– Ешь скорее, Бэнсон, – кривясь, сказал я. – У меня что-то аппетита нет. Сейчас поедем в порт, нужно Давиду сообщить.

– Нет, – возразила вдруг Эвелин. – Сейчас вы будете спать. Я вам сонной травки дала выпить.

– Зачем? – возмутился я.

– Затем, – спокойно прозвучал ответ, – что человек, потерявший много крови, внезапно падает в обморок, и надолго. Ты хочешь случайно встретиться с этим вашим убежавшим и упасть в обморок? Так-то. Ешьте – и спать. В порт пошлите одного из матросов. Или обоих: в доме сейчас достаточно мужчин для охраны. Если нужно – пригласите констебля, заплатите ему, пусть сидит у дверей, никого не впускает.

– Нет уж, – махнул я здоровой рукой. – Хватит нам на сегодня констеблей. Давай чего-нибудь наскоро выпьем, Бэнсон, а то действительно что-то в сон клонит.

Через четверть часа я уже спал. Последнее, что я слышал перед сном, – звон убираемой посуды и тихий горестный шёпот: “Томас…”

Проснулся я оттого, что в плече у меня торчала раскалённая игла. Терпеть, конечно, можно, но всё-таки очень, очень больно. Эвелин, сидя рядом на стуле, спала, склонив голову ко мне на подушку. Я тихо, оберегая плечо, привстал, дотянулся и поцеловал жену в крылышко носа. Она, не открывая глаз, улыбнулась, подняла руку, на ощупь коснулась моего лица.

– Болит? – спросила она шёпотом.

– Если бы знала, Эвелин, как ты красива, – вместо ответа сказал я.

– Хочу, чтобы мне встретился ангел, – открывая глаза, прошептала она. – Я бы ему сказала: “Забери мою красоту, только пусть Томасу не будет больно”.

– Ангелы бескорыстны, милая. Да и красоту тебе отдавать незачем.

– Тебе разве не больно?

– Ну, если бы было – я бы уже пищал. Нет, совсем не больно.

– Ах ты милый мой маленький лгун. Я же всё вижу.

– Интересненько, что же ты видишь?

– Мне серый лекарь один секрет открыл. Когда человеку хорошо, у него зрачки большие, широкие. А если ему плохо, то наоборот. Вот я вижу сейчас, что твои зрачки – крохотные, как иголочки. И понимаю, как тебе тяжело. И это меня очень мучает. Ты ведь не полежишь денёк-другой? Ты ведь сегодня же встанешь?

– Что за рана у Бэнсона? – переменил я разговор. – Опасна?

– Нет. Там небольшой укол, только рваный, в четыре грани. Потому и крови насочилось много. Ему нельзя глубоко дышать – кожа на груди натянется и струпик лопнет. Нельзя бегать, смеяться, поднимать тяжёлое.

– Ладно. Будем ходить медленно и дышать осторожно. Попроси Ноха, пусть наймёт нам экипаж. Да не кэб, а какую-нибудь коляску с мягкими рессорами. Нужно ехать, искать Эдда и Корвина. Бэнсон встал?

– Давно поднялся. Они сидели с Нохом, зашивали его держалку для пистолетов.

– Мо-лод-цы.

Я попробовал встать и тут же забыл о плече. Страшная боль скрутила и дёрнула ногу. Вот так так, Томас. Как же человеку может быть так больно? Нельзя, чтобы Эвелин видела. Терпеть, надо терпеть, Томас!

Из-за боли я не помнил, как мы собрались, вышли из дома, как сели в карету и поехали в порт.

Коляска остановилась у края пристани. Я осторожно сошёл. Глянул на гавань – и сердце моё замерло. Замерло, став вдруг тяжёлой чугунной гирей, как и правое плечо. Бэнсон встал рядом, со свистом выдохнул сквозь зубы. “Дукат” с чёрным, обгоревшим бортом стоял, круто завалившись набок. Мачты склонились, как подпиленные деревья. Реи нависли над самой водой. С невидимой нам, наклонившейся палубы, скрытой обгоревшим бортом, поднимались струйки дыма и пара.