— Откуда ты знаешь? — как будто издалека прозвучал вопрос.
— Я съездил в это самое Величково, — отозвался Олег.
— Понятно.
Говорить теперь стало не о чем, и все-таки Олег спросил жену:
— Почему ты так плохо выглядишь?
— Зачем тебе? — устало отмахнулась Галя. — Ты выглядишь не лучше меня...
— Я мужчина.
— Ты как будто хочешь предложить мне помощь? — через силу усмехнулась Галя.
— Если ты в ней нуждаешься.
Галя засмеялась сухим, безжизненным смехом:
— Чем показывать мне свое благородство, лучше бы, что ли, избил меня. Вот это была бы самая лучшая помощь.
— Ты отлично знаешь, что я на это не способен.
Галя прикрыла глаза рукой:
— А жаль. Знаешь, ты лучше его, несравнимо лучше. Но я его люблю.
Олег отправился на кухню, чтобы проделать все то, что он обычно делал, возвращаясь из рейса, — сварить себе кофе.
«Похоже, на ее долю тоже надо сварить кофе», — подумал он.
Что-то здесь было непросто. Кажется, самая банальная ситуация измены, подлого предательства, ножа в спину, но ощущение у него было такое, будто рукоятка этого ножа торчит под ее лопаткой.
Он вернулся с двумя чашками кофе, одну поставил перед Галей, вынул из кармана куртки, которую даже не успел снять, пачку сигарет, протянул ей:
— Кури в комнате, если хочешь...
Галя отняла от лица руку и посмотрела ему прямо в глаза:
— Мне нельзя. Я беременна. От него.
Вот даже как...
Теперь впору было Олегу зажмуриться, чтобы ничего не видеть, и заткнуть уши, чтобы ничего не слышать. На это что-то надо было отвечать, и он произнес:
— Кто он?
— Зачем тебе?..
— Выпей кофе, — сказал Олег. — Приди немного в себя. Если хочешь, все расскажи мне, если нет — не рассказывай. С тобой что-то не то, Галя...
Олег вышел на балкон покурить.
Он, как ни странно, почувствовал, что с того момента, как встретил несчастный, затравленный взгляд Гали, в нем произошла какая-то спасительная перемена.
Не потому, что вид ее страданий мог утешить его, насытить его мстительное чувство. Он был не из тех, кому страдания другого человека, даже подло поступившего с ним самим, могут доставить удовольствие.
Олег как будто прозрел, понял про себя самое главное...
Когда он думал только о себе, все это плохо кончалось. Его призвание — думать о других. Влюбившись в Галю, он забыл об этом, повел себя как последний эгоист, не смог отказаться от своего чувства и принес ему в жертву чувства Тани, Олежки. Вот и расплата. Все правильно, все справедливо. Другого он не заслуживал.
А сейчас, чтобы как-то смыть с совести эту застарелую вину, следовало акцент страданий переместить в сторону другого страдающего существа, Гали, которая тоже, думая о самой себе, поддавшись чувствам, попала в какую-то ловушку, в бедственное положение — Олег это чувствовал нутром.
Он старше ее, мудрее, опытнее, и, в конце концов, он — мужчина.
Произнеся про себя эти простые, доступные здравому человеческому рассудку мысли, он как будто обрел второе дыхание и, когда за его спиной возникла Галя, сказав: «Дай все-таки покурить...» — он обнял ее за плечи и мягко ответил:
— Тебе нельзя курить...
Галя, наверное, почувствовала в этом почти дружеском объятии самоотречение.
Уткнувшись в его плечо, она тихо заплакала.
— Ничего, ничего, — покачивая ее, как ребенка, пробормотал Олег. — Все плохое пройдет, хорошее останется, — говорил он, и в то же время в его сердце бился ужас: «Как я теперь буду жить с ней? Как я теперь буду жить без нее?» — У тебя будет ребенок. Если захочешь, я останусь с тобой...
— Как я могу принять такую жертву, — с горечью произнесла Галя, — зная, что не могу, понимаешь, не могу, черт меня побери, отказаться от него...
— Знаешь, Галя, — чувствуя в сердце ноющую боль, нарочито бодрым голосом сказал Олег, — будем решать возникшие проблемы поэтапно. Сначала одну, потом другую. Сейчас проблема состоит в том, чтобы ты поела, успокоилась, выспалась, наконец...
— Я не засну, — снова заплакала Галя.
— Думай не о себе, о ребенке. Это существо с ноготок уже, возможно, способно страдать твоими страданиями, хотя в нем еще ничего не оформилось. Горе — штука ядовитая, Галя...
— По себе знаешь?
— Меня в сторону. Пока подумаем о тебе. Иди ложись, я постелю себе на кухне.
Но не тут-то было.
В дверь позвонили уже знакомым Гале звонком — не отнимая пальца от кнопки.
— Это он, — проговорила она.
— Врезать ему как следует? — Олег сделал бы это с наслаждением, измолотил бы этого типа, нагло звонившего в его квартиру, может, тогда из его сердца вышла бы эта колючая игла.
Галя вцепилась в него.
— Нет. Нет. Он тоже ужасно несчастный, — пролепетала она.
— Пусти, я открою дверь.
— Не затевай драку, умоляю тебя!
— Ладно. Пусти, я хочу его видеть...
...Вацлав снял палец с кнопки.
Взгляд его устремился на Галю, стоявшую за спиной мужа.
Его вообще не смутило то обстоятельство, что ему открыл дверь муж его любовницы.
Внимательно поглядев на Галю и как будто убедившись в справедливости собственных догадок относительно пережитого ею с момента их ссоры горя, Вацлав перевел угрюмый взгляд на Олега.
— Пойдем поговорим, — предложил он, кивнув в сторону лестницы.
— Пойдем поговорим, — кивнул в сторону кухни Олег. — Галя, Галя, пойди в комнату, приляг...
Слезы высохли у нее на глазах. Пошлость этой сцены была просто невыносимой, от нее за версту разило третьесортной драмой. Уже из-за этого одного Галя ни за что не допустила бы объяснений между двумя мужчинами. Но еще ее пугало, что Олег может ненароком сообщить Вацлаву о ее беременности. Он ведь не знал, что она не посвятила в это своего любовника.
— Прости, Олег. Никто ни с кем сейчас не будет разговаривать. Я этого не хочу. Вацлав, ступай домой. — Она давно уже ни с кем не говорила таким властным тоном. — Мы завтра с тобой поговорим.
Олег ушел на кухню, прикрыл за собой дверь. Все было так непонятно, хрупко, странно, что, казалось, любое ее движение грозит гибелью.
— Пошли жить ко мне, Галка, — сказал Вацлав.
Еще сутки тому назад она была бы счастлива услышать эти слова.
— Завтра, Вацлав, — повторила Галя терпеливо. — Прошу тебя, уйди!