Чужая луна - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Болгарин cтр.№ 20

— Я ее, родимую, еще в Севастополе собирался приговорить, да все не с кем было. Твое здоровье, генерал Крымский!

Они чокнулись, выпили. Закусывали той бараниной, которую добыл Соболевский не без помощи Слащёва. Обгрызая баранье ребрышко, Соболевский сказал:

— Вот и не верь после этого в судьбу. Не сломайся у турка весло, ушел бы с часами.

— Если бы не сломалось у него весло, вторую пулю я всадил бы в него.

— Вот. Выпьем за судьбу! — протянул руку к бутылке Соболевский. — Не оставлять же полупустую! — он поднял вверх указательный палец. — Неэтично!

— И неразумно, — согласился Слащёв.

— Минутку, — попросил Соболевский, и так, с чашкой в руке, прошел на палубу, перегнулся вниз, спросил: — Ну, что там? Нашли?

— Никак нет, ваше превосходительство! Как сквозь землю провалилась! — ответили снизу. — Все закоулки облазили — нету!

Соболевский вернулся в каюту.

— Да хрен с ней, с собакой! — взмахнул он чашкой и вопросительно посмотрел на Слащёва. — Все хочу у тебя спросить, что ты, генерал, герой Крыма, думаешь?

— О чем?

— Ну, обо всем этом. Ходят слухи, что не сегодня-завтра всех генералов и штаб-офицеров, оказавшихся без должностей, причислят к беженцам и — под зад пинком, на берег. Выживай, как хочешь. Или во французскую колонию. Французские вербовщики сегодня уже появлялись возле «Твери».

— Ты хочешь знать, что думаю я? — Слащёв немного помолчал, сосредоточенно рассматривая колышущуюся в чашке жидкость. — Думаю, это предательство! Я неоднократно ссорился с Врангелем, я пытался доказать ему, что покидать Крым — непростительная ошибка. У меня было несколько предложений, как спасти армию от катастрофы. Но Врангель не стал меня слушать, — и затем он решительно добавил: — Знаешь, когда полководец проигрывает военную кампанию? Когда он впервые засомневался в своей победе. Мы проиграли кампанию еще летом, еще во время боев под Каховкой. Или раньше, когда заменили Деникина.

— И что теперь? — выслушав Слащёва, спросил Соболевский.

— Даже сейчас еще не все потеряно. Надо только сменить Врангеля на более решительного и смелого полководца.

— Где ты сейчас такого найдешь? — разочарованно сказал Соболевский.

— Думаю, что он есть. Только мы этого не знаем.

— Что произошло, то произошло, — вздохнул Соболевский. — Уже ничего не исправить.

— Ну, почему же! Не нужно только опускать руки. Зимой девятнадцатого я один со своим корпусом встал на защиту Крыма — и отстоял его. А силы были неравны: я с тремя тысячами выступил против тридцатитысячного войска противника — и победил. Сейчас было иное: шестьдесят тысяч против семидесяти. И мы позорно капитулировали.

Соболевский вдруг обернулся к приоткрытой двери, прислушался.

— Пардон, генерал! Слышу голос Глафиры. Боюсь, она сейчас разнесет весь пароход, — он взмахнул чашкой: — Так за судьбу! Я благодарен ей, что она подарила мне эту встречу с тобой. Надеюсь, мы еще увидимся и даже подружимся, — и добавил: — Твои мысли я разделяю.

— Я тоже рад знакомству с тобой, — в ответ сказал Слащёв.

Соболевский, по-гусарски щелкнув каблуками, влил в себя содержимое чашки. Слащёв пил мелкими глотками.

Соболевский сунул руку в кармашек мундира и за цепочку извлек оттуда уже знакомые Слащёву, отливающие благородным желтым блеском, золотые часы.

— Вот! Позволь преподнести. Презент. В честь знакомства, — торжественно произнес Соболевский и протянул их Слащёву.

— Ну, что ты! Разве можно? Дорогие! — Слащёв даже спрятал руки за спину.

— Дружба дороже! — изрек Соболевский. — У меня еще семь штук… нет, восемь таких же. Адъютант, зараза, откуда-то приволок. Ювелир, говорит, подарил, — он покачал их перед глазами Слащёва. — Красивые, ничего не скажешь. Бери!

— Не могу!

— Не ломайся, бери, не то за борт выкину. Не просто так даю, а дарю! На память! — и, вдруг сделав страшное лицо, Соболевский прошипел: — Спрячь в карман! Быстрее! Идет!

Почти инстинктивно, реагируя лишь на угрожающее шипенье Соболевского, Слащёв спрятал часы к себе в карман.

И тут дверь каюты широко распахнулась и на пороге возникла тяжело дышащая, заплаканная Глафира Никифоровна. Как она снова взобралась на «Тверь» и как в этом пароходном лабиринте нашла свою каюту, так и осталось для них загадкой.

— Что ты со мной делаешь, изверг? — закричала она мужу. — Где Зизи?

— Как? Разве тебе ничего не сказали? — не моргнув глазом, сделал удивленное лицо Соболевский. — Нашлась! Успокойся, ангел мой! Уже все в порядке!

— Что с ней? Где она?

— Она случайно упала в воду…

— Боже, она утонула! Она же не умела плавать!

— Дура! Все собаки умеют плавать. Успокойся, она жива и здорова. Только что капитану сообщили по телеграфу, что ее подобрали на берегу.

— Бедняжка! С трудом могу себе представить, что только она пережила! — сказала Глафира Никифоровна и только сейчас обратила внимание на стол, перевела укоризненный взгляд на мужа.

— Главное, что живая, — проникновенно сказал Соболевский и в ответ на взгляд жены добавил в оправдание: — Собственно, за ее чудесное спасение мы вот с генералом и выпили. Для успокоения нервов. Я, знаешь, тоже тут с ума сходил от переживаний. Но старался не тревожить тебя плохими вестями, ангел мой.

— А я знала! Я была уверена, что ты ее найдешь! — и генеральша чмокнула мужа в щеку. — Но давай поторопимся на берег. Она же мокрая. Может простудиться.

— Не волнуйся! Она в тепле. Ее временно взял к себе губернатор Константинополя. И ему, и всей его семье она так понравилась…

Соболевский обернулся к Слащёву, лукаво ему подмигнул, словно предлагая ему следить за тем, как будут развиваться дальнейшие события.

— Кстати, у меня возникла одна гениальная мысль! — внезапно сказал Соболевский жене.

— Я слушаю тебя.

— А не подарить ли нам Зизи губернатору? Мне кажется, это было бы разумно!

— Ты так считаешь?

— Подумай сама. Губернатор — это губернатор. Хоть в России, хоть в Турции. Он по достоинству оценит эту нашу жертву и окажет нам здесь всяческое покровительство. А оно нам сейчас крайне необходимо. А что касается Зизи? Конечно, жаль с нею расставаться. У меня самого сердце кровью рвется на части от такой мысли. Но, в конце концов, я куплю тебе такую же собачку.

— Таких больше нет.

— Согласен. Есть лучше.

— Ты бурбон! Тебе не ведомы тонкие нюансы женской души! Представь себя хотя бы на минуту на месте Зизи. Она совершенно не знает турецкого языка, к тому же она не сразу забудет меня и будет очень тосковать, может даже умереть, — Глафира Никифоровна даже всплакнула и решительно сказала: — Нет-нет, ты, пожалуйста, договорись с губернатором, чтобы я имела возможность хоть первое время ее навещать, — и, строго взглянув на мужа, она спросила: — Ты хоть выяснил, у губернатора большая семья?