– Хуан, ты? – отозвался Макс Хенли после первого же гудка. Хуан представил себе, как Макс с самого начала операции сидит в оперативном центре «Орегона», чашку за чашкой глотает кофе и грызет черенок трубки, пока от нее не остается только корявый обгрызок.
Линия была так тщательно защищена, что их категорически не могли прослушивать, необходимости в шифровке и кодовых словах не было.
– Объект у нас, – ответил Хуан так устало, что казалось, ему никогда уже не оправиться. – Мы в шести часах от пункта Альфа.
– Немедленно звоню Лэнгу, – сказал Хенли. – После вашего ухода он достает меня каждые двадцать минут.
– Еще одно, – прозвучал на радиоволнах ледяной голос Кабрильо. – В этот раз счет мясника оплатил Джерри.
Прошло почти тридцать секунд, прежде чем Макс наконец сказал:
– О боже. Нет. Как?
– Разве это так уж важно? – спросил в ответ Хуан.
– Нет, наверное, нет, – сказал Макс.
Хуан громко выдохнул.
– Вот что я тебе скажу, приятель. Мне очень трудно осмыслить это.
– Почему бы нам с тобой не взять несколько свободных дней, когда вы вернетесь? Полетим в Рио, сядем на пляже, поглазеем на упругие тела в бикини.
Отдохнуть, конечно, было бы неплохо, хотя Хуана не особенно привлекала идея алчно глазеть на женщин вполовину моложе его. И он знал, что на самом деле после трех неудачных браков Макс тоже не ищет кого-то склеить. Потом он вспомнил об упавшем дирижабле и о предложении Марка выйти на семьи погибших. Вот чего просила его душа. Не таращиться на хорошеньких девушек, а принести нескольким незнакомым людям душевный покой после пятидесяти лет терзаний.
– Идея мне нравится, – сказал Хуан, – но нам еще кое-что нужно сделать. Поговорим о подробностях, когда вернусь на корабль. И еще загляни в мой кабинет. В шкафу с папками должно быть завещание Джерри. Этим нужно заняться немедленно. Он не слишком любил свою бывшую жену, но у него остался ребенок.
– Дочь, – ответил Макс. – Я помогал ему установить над ней опеку, и он сделал меня доверенным лицом.
– Спасибо. Я у тебя в долгу. Мы вернемся завтра на рассвете.
– Кофе будет ждать.
Хуан убрал телефон в карман, сел и прислонился спиной к дереву, чувствуя, что кормит всех москитов на пятьдесят миль вокруг.
– Эй, Председатель, – несколько минут спустя окликнул Марк. – Погляди-ка.
– Что там у тебя?
Хуан переполз туда, где сидел Марк, сложив ноги кренделем.
– Видишь вот это и это?
Он показал на два небольших углубления в глянцевой металлической поверхности.
– Да.
– Это соответствует двум отверстиям в нейлоновых лямках для переноски. Следы пуль, которыми нас обстреляли, когда мы взлетали в вертолете.
– Девятимиллиметровые пули, выстрелы в упор, – сказал Хуан. – Следы едва заметны. Прочная штука, не зря НАСА хвастает.
– Хорошо, а теперь посмотри на это.
Марк с трудом перевернул семидесятифунтовый источник питания и показал на более глубокое отверстие в части спутника.
Хуан бросил на своего специалиста по оружию вопросительный взгляд.
– В переноске соответствующего отверстия нет. Это появилось до того, как он попал к нам в руки.
– Аргентинцы постарались?
Марк покачал головой.
– Мы видели, как они его выкопали, и потом у них было всего несколько минут для погрузки в пикап. Я не слышал выстрелов. А ты?
– Нет. Может, это произошло, когда пикап завалило бревнами?
– Не думаю. Надо бы для уверенности кое-что подсчитать, но не думаю, что бревна били с достаточной силой. И потом, грузовик упал на мягкую раскисшую почву – помнишь? Ничего достаточно твердого и маленького, чтобы получилась такая ровная выбоинка.
Кабрильо осенило.
– Это произошло при взрыве ракеты. Там энергии более чем достаточно, верно?
– Ответ правильный, – сказал Марк, как будто знал это с самого начала, но в голосе его не было торжества. – Проблема в том, что это верхняя поверхность источника. Ее бы защищали от взрыва и вертикальная скорость ракеты, и корпус источника.
– Ты о чем?
– Точно не знаю. Мне очень хотелось бы провести несколько тестов на борту «Орегона», но мы ведь передаем источник агентам ЦРУ в Асунсьоне. И ответ мы никогда не узнаем.
– А что тебе подсказывает чутье?
– Спутник был намеренно сбит оружием, которым располагают только две страны. Мы…
– И Китай, – закончил Хуан.
Глава 9
Хьюстон, Техас
Устроившись в НАСА, Том Паркер понятия не имел, во что впутывается. В его оправдание нужно сказать, что он вырос в сельском Вермонте и у его родителей не было телевизора, ведь за горой, где они выращивали молочных коров, ужасный прием.
Он понял, что что-то не так, в первый же день в Центре космических исследований Джонсона, когда его секретарша поставила на низкий шкафчик за его столом красивую бутылку дутого стекла и сказала, что это для Джинни. Он попросил объяснений, и, поняв, что он понятия не имеет, кто такая Джинни, секретарша рассмеялась и загадочно сказала, мол, узнаете сами.
Затем в его кабинет анонимно прибыли два раскрашенных вручную сильфона. И опять Паркер не понял, что это значит, и попросил объяснить. Так еще несколько женщин из секретариата узнали о его невежестве. Знал об этом и его начальник, полковник авиации, заместитель директора программы предполетной подготовки астронавтов.
Последней частью головоломки стал снимок лысеющего рыжего мужчины лет сорока пяти, с яркими голубыми глазами; снимок был с автографом. Паркер не сразу сумел выяснить, что подпись принадлежит Хейдену Рорку. Поиск по Интернету тогда находился еще в самом зародыше, поэтому ему пришлось обратиться в местную библиотеку. В конце концов выяснилось, что Рорк – это актер, сыгравший роль психиатра из НАСА по имени Альфред Беллоуз, которого постоянно дразнил астронавт Энтони Нельсон и джинн, найденный им на пляже.
Доктор Том Паркер был психиатром НАСА, и шутки на тему «Мечтаю о Джинни»
[16]
никогда не прекращались. Прослужив в НАСА почти десять лет, Паркер собрал десятки стеклянных бутылок, похожих на ту, в которой жила Джинни, фотографии большинства актеров с автографами и несколько сценариев Сидни Шелдона.
К крышке своего ноута он приладил веб-камеру, – по просьбе Билла Харриса, его нынешнего пациента.
– Так лучше, – сказал Харрис со станции «Уилсон/ Джордж». – Я вижу на экране Ларри Хэгмэна
[17]
, но слышу ваш голос.