Неизвестный солдат - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Рыбаков cтр.№ 29

— Курил. А что?

— Да так…

Значит, кисет мог быть его.

— Есть какие-то неясности? — спросил Валерий Петрович.

— Видите ли, — ответил я, — один наш солдат разгромил немецкий штаб. И мы не знаем, кто это сделал: ваш отец или кто-нибудь другой.

Валерий Петрович развел руками, улыбнулся:

— Он был тихий, скромный человек. Штаб разгромить — значит, очень уж рассердили его немцы… Он был добрый, любил детей. Покойная моя мама рассказывала: когда отец уходил на войну, он взял на память о нас, о сыновьях — у меня еще есть старший брат, — так вот отец взял на память нашу игрушку.

Я чуть не встал даже, но удержался.

— Какую игрушку?

— Что-то из детского лото. Знаете, есть такое детское лото: большая карта с картинками и маленькие картонки. На них обычно изображаются звери, птицы. Вот одну такую он взял.

— Вы не помните, какую именно?

— Не помню и не могу помнить: мне тогда было двенадцать лет.

Все или почти все было для меня ясно.

Я посмотрел на часы, встал:

— Извините, мне пора.

— Оставайтесь у нас обедать, — предложил Валерий Петрович.

— Спасибо, надо ехать, в семь часов поезд.

— Ну что ж, — Валерий Петрович протянул мне руку, — рад был с вами познакомиться.

Потом он спохватился и, смущаясь, спросил:

— Может быть, нужны деньги на памятник?

— Нет, все уже сделано. До свидания.

Я повернулся к Зое, кивнул и ей:

— До свидания!

Она встала:

— Я вас провожу.

Облокотившись о перила, мы стояли с ней на деревянном пешеходном мосту, перекинутом через железнодорожные пути, и смотрели на движущиеся под нами поезда.

— У папы масса работы, — сказала Зоя, — он такой затурканный. Потом, мама — для нее дедушка чужой человек.

Что я мог ей ответить?

— Вы думаете, что неизвестный солдат — мой дед?

— Надо еще кое-что выяснить.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет, ничем.

— Когда все выяснится, вы нам напишете?

— Напишу.

Я посмотрел на большие перронные часы — сейчас подойдет поезд. Я попрощался с Зоей и побежал вниз по лестнице. На перроне я оглянулся. Зоя стояла на мосту и смотрела на меня.

Будь здесь другое расписание поездов, моя поездка к Краюшкиным заняла бы одно воскресенье. Но прямого поезда Корюков — Псков нет. Некоторые поезда вообще в Корюкове не останавливаются.

Я вернулся только в понедельник.

И все равно Воронов ничего бы не узнал. Мы работали на другом конце трассы, никто из ребят меня бы не продал, тем более механик Сидоров. Как бывший фронтовик, он отнесся к моей поездке сочувственно.

Но в понедельник женская бригада работала на щебне; испортился механизм, долго не присылали слесаря. Мария Лаврентьевна пожаловалась Воронову. Воронов начал выяснять, почему нет слесаря; пошла раскручиваться веревочка, и на конце ее оказался я, мое отсутствие, мой прогул.

Узнав, что какой-то слесаришка прогулял, Мария Лаврентьевна учинила такое, чего еще не учиняла, выдала и Сидорову, и Воронову, и инженеру Виктору Борисовичу. При всем моем уважении к трудящимся женщинам не могу не отметить, что они иногда бывают поразительно скандальны на работе.

Результатом была выволочка, которую устроил мне Воронов. Публично, в столовой, за ужином, чтобы мой прогул послужил для всех уроком. Провел на моем примере широкое воспитательное мероприятие.

Некоторые еще ужинали, другие играли в домино, в шашки и шахматы. Мария Лаврентьевна гладила белье.

Мы сидели за столом в обычном составе: Юра, Андрей, Люда и я. Маврин был в очередном галантном походе. За соседним столом сидели Воронов и инженер Виктор Борисович.

Я знал, что Воронов устроит мне выволочку, ждал. Но Воронов тянул, нагонял на меня страху.

Наконец он подозвал меня. Я подошел. В столовой стало тихо.

— Исчезаешь, начал Воронов, — а работать кто будет?

Я молчал.

— Два часа бригада простояла. За чей счет отнести?

Я мог бы ответить, что бригада простояла вовсе не потому, что я уехал. Если бы я был на участке, она все равно бы простояла, пока я приехал бы с другого конца трассы. Чтобы механизмы не ломались, надо делать профилактический ремонт своевременно, а не дожидаться, пока механизм выйдет из строя. И надо держать дежурных слесарей на основных пунктах трассы об этом уже говорилось на производственных совещаниях.

Я мог бы ему это сказать. Но не сказал: прогулял, а теперь, видите ли, защищаю интересы производства. Получилось бы спекулятивно.

— Бегаешь! — продолжал Воронов. — А перед получкой ко мне прибежишь: выведи мне, товарищ Воронов, зарплату. Нет, извините, я за тебя идти под суд но намерен. Человек должен выполнять свои обязанности. А личные дела в нерабочее время.

Тут уж я был вынужден ответить:

— Это не совсем личное дело.

— Да, узнавал насчет солдата, знаю. Но я тебя предупреждал: не в ущерб производству. Теперь понял, почему я тебя предупреждал?

— Понял, ответил я.

— Я ведь знаю, с чего начинается и чем кончается. Это для тебя первая могила, а на моем пути их встречалось знаешь сколько?.. Сегодня ты поехал насчет этого солдата, завтра вон Юра насчет другого, потом и Андрей воодушевится, а там и Люда не захочет отставать… А кто дорогу будет строить?

Так он выговаривал мне и выговаривал.

Все молча слушали.

Мария Лаврентьевна гладила белье и тоже слушала. Слушали и те, кто играл в шашки и шахматы. Те, кто играл в домино, не стучали костяшками. И никто не вступился за меня, не защищал: считали, что Воронов прав, а я неправ. В их молчании была даже враждебность: явился мальчишка, сопляк, ничего не умеет делать, а высовывается, то уезжает, то приезжает, больше всех ему надо.

— У тебя уже была одна самоволка, — продолжал Воронов безжалостно, — за носочками, за шарфиком в Москву отправился; вернулся — простили: работай, оправдай доверие. Вон люди по пятнадцать лет у нас работают, а спроси, хоть раз прогуляли, убегали за носочками?

Воронов замолчал, приглашая меня спросить у присутствующих, поступали ли они так, как поступил я.

Я, естественно, не спросил.

— Мы свое дело сделали: могилу перенесли, документы сдали, обелиск поставили. Невидный обелиск, согласен, но от души, от сердца поставили. Чего же ты теперь хочешь? Хочешь доказать, что мы не так все сделали? Мы не сделали, а ты вот сделаешь? Это ты хочешь доказать?