Мария, княгиня Ростовская - читать онлайн книгу. Автор: Павел Комарницкий cтр.№ 51

— Скажи, пусть пождут малость. После бани сей час приму.

Голова телохранителя исчезла, дверь закрылась.

— Ну вот и вести тебе, княже, коих ожидал, — глаза боярина Фёдора чуть мерцали в полумраке.

«Здравствуй, сестрица моя. Знаю, знаю, что надобно теперь звать тебя Ефросиньей, да только не взыщи — для меня ты навсегда Филя.

Вот пишу тебе письмо, собралась наконец. Дела у нас в Ростове хороши, хлеб подешевел, и соль, и скобяной товар. Народ доволен, торговля бойкая и казна оттого не пустует.

Борис Василькович большущий мужичина уже вымахал. Думаю велеть книжному человеку нашему, отцу Савватию начать уже учить его грамоте, не всё деревянным мечом махать. Глеб Василькович тож ничего. Титьку бросил, на морковку варёную с маслом налегает. Говорить только не начал пока, а так у-у… бойкий парень будет.

Князь мой свет Василько Константинович всё в делах да заботах, опять исхудал весь. Железо бранное закупает, рати готовит. Ну, дом на мне, ясно. Да и заботы о казне потихоньку сваливает на меня муж мой, как увидел, что не раззява жена у него и не даст хозяйство на порушение.

Ты бы приехала к нам, Филя, что ли. Племянников повидаешь, то-сё. С сестрёнкой своей поговорить опять же не грех. Помнишь, как мы боярина Фёдора заговаривали, дабы математику не учить? Самой смешно теперь.

Приезжай, Филя, правда. Тревожно мне отчего-то. Всё слова батюшки из головы не идут. Неужто и правда к нам те поганые нынче пожалуют, что булгарское царство разорили?

Ну да Бог даст, ничего. Вон половцы, ежели по летописям судить, тоже поначалу куда как грозны были, да пообломались о Русь. Плохо только, что поврозь все князья русские, свары да которы меж собой учиняют беспрестанно. А так сила воинская имеется, и немалая.

В третий раз прошу тебя, Филя — приезжай. Сама ты писала давеча, что каждый день наш на земле сей грешной есть подарок Господа. Сколько ещё проживём и ты и я, только ему ведомо. Так негоже подарками божьими брезговать.

За сим заканчиваю к тебе письмо моё. Вечно любящая тебя сестра.

Мария»

Мария отложила гусиное перо, ещё раз придирчиво пробежалась глазами по строчкам. Посыпала пергамент песком, сдула. Освобождённый от гнёта пергамент сам норовил свиться в трубку, Мария только чуть помогла ему. Обвязала письмо шнуром, оттиснула на восковой печати свой личный знак, гравированный на перстне-печатке. Усмехнулась про себя — совсем владетельной госпожой стала, печать личная, письма только на пергаменте пишет, на бересте ни-ни… Вспомнилось некстати, как боялась у алтаря, что упадёт свечка. Да, куда и делась та девчонка…

Мария подошла к большому венецианскому зеркалу, купленному для неё лично князем Васильком с больших прибытков. Из глубины стекла смотрела на неё молодая, статная женщина. Талия, правда, после рождения Глебушки заплыла малость, да и зад уже не девчоночий, это да… А вот лицо сохранило многое от той девчонки, что бесстыдно глазела на ростовское посольство, вместо того, чтобы опустить глаза долу.

Вот интересно, что могло бы выйти, если бы тогда она опустила глаза? А Феодулия, наоборот, во всю ширь распахнула бы чудные глазищи свои. Могло ведь всё выйти наоборот, как и положено — старшая дочь вперёд замуж вышла бы, а младшая, Мария…

Мороз пробежал по коже. Это что же, сейчас она могла бы в келье при лучине сидеть? И не было бы ни мужа у неё, ни Бориски, ни Глебушки… ничего? Нет!

Мария оставила письмо на столе, тихо открыла дверь детской горницы, вошла неслышно.

— Матушка… — встрепенулась нянька, но Мария приложила палец к губам.

— Т-с-с…

Сыновья уже спали. Борис почмокал во сне губами, промычал невнятно — видно, сон какой снился. Маленький Глеб сопел в две дырки совершенно безмятежно.

— Ровно ангелы небесные… — чуть слышно подала голос нянька. Мария улыбнулась в ответ.

Где-то в княжьем тереме возник невнятный шум.

— Не иначе, князюшка наш… — вновь заговорила нянька, но Мария уже не слушала. Направилась к двери. Соскучилась по мужу, уж самой себе врать не надо.

— Гонец! Гонец из Владимира! — донеслось из крытого перехода.

Навстречу торопливо шёл боярин Воислав.

— Что там, Воислав Добрынич?

— Похоже, война, матушка моя. Прав был твой отец-то, князь Михаил Всеволодович. Ох и прав!

— … Вот такие теперь дела, пресветлый княже. Подмоги просим у тебя, Михаил Всеволодович. Что скажешь?

Князь Михаил смотрел перед собой невидящим взором, в глазах отражалось, мигало пламя свечей. Евпатий хрустнул сцепленными пальцами рук. Неужто откажет?

— Нет у меня здесь большого войска, Евпатий. Малое же, я так мыслю, не поможет тут.

Он мрачно усмехнулся.

— Ведь говорил же всем, предлагал… Нет, не вняли… Что князь Георгий Владимирский?

— Послали и к нему за подмогой, Михаил Всеволодович. Должен помочь, я так чаю.

Князь Михаил усмехнулся ещё мрачнее.

— Всем известно на Руси — князь Георгий Всеволодович кому ежели должен, прощает великодушно.

— Тут случай особый, пресветлый княже. Беда страшная грядёт, ежели не соберёмся мы со всей ратной силою. Не видал ты татар этих, княже, не в обиду тебе будь сказано.

— Не видал, да знаю! — отрезал Михаил. — Небось, князь Юрий обещался под руку величайшего из величайших князя Владимирского стать?

— Про то не ведомо мне, пресветлый.

— А хоть бы и так… Дождались, едрить вашу! — князь стукнул кулаком по столу. — Ты чего молчишь, Фёдор?

— Скажи, Евпатий… — прокашлялся боярин Фёдор. — Как в Рязань с войском попасть думаешь, ежели исполнит Михаил Всеволодович просьбу князя Юрия?

Евпатий повернул голову.

— Так мыслишь, в осаде она будет?

— Так мыслю, уже в осаде есть. Или всерьёз полагал ты, что развеют такое войско лихие рати рязанские, аки дым по ветру?

Евпатий стиснул край столешницы так, что побелели костяшки пальцев.

— Ход подземный имеется. Далеко в лес ведёт, место глухое, неприметное. Мало кто знает о нём, так что в Рязань попадём без запинки. Только надеюсь всё же, что ошибаешься ты, Фёдор Олексич.

— На чудо уповаешь, стало быть, — вздохнул князь Михаил. — Ладно. Не время чиниться да обиды вспоминать. Дам я тебе, воевода, тысячу витязей из дружины своей, — он криво усмехнулся, — и даже встать под руку мою не потребую.

— Бог не забудет тебя, пресветлый княже!

— Не то говоришь, Евпатий. Не забыл бы он про землю русскую, вот что. А я уж как-нибудь ладно…

— Смолу ещё сюда!

— Нет смолы больше!

Воевода Клыч грязно выругался. Бессилие, которое он ощущал, было унизительно. Так трепыхается лягушка, неспешно заглатываемая ужом. Словно гигантская боевая машина ровно и уверенно взламывала оборону Рязани.