– Знаю.
– Выгораживаешь Витьку.
– Не выгораживаю, а правду говорю.
– Ты же был со мной в цирке. Откуда ты знаешь, что в это время делал Витька? Когда мы были в цирке, как раз и убили Зимина.
– Все равно Витька не убивал.
– А буфет в кино вы обворовали?
Шныра молчал.
– Молчишь?! Не хочешь правду говорить? Почему же я должен тебе верить про Витьку, раз ты не хочешь говорить правду про буфет?
Не глядя на Мишу, Шныра сказал:
– Да, в буфете мы взяли.
Миша пристально смотрел на Шныру. Его признание говорит о многом. Понимает, что сейчас не время лгать: решается судьба Витьки. Этому парнишке можно верить. Миша поверил.
– Что взяли?
– Пирожные, конфеты, ситро, монпасье две банки.
– Вот видишь, – сказал Миша. – Раз Витька обокрал буфет…
– Не Витька, а мы все.
– Без Витьки вы бы этого не сделали. Не сделали бы, а?
Шныра пожал плечами, не знал, что ответить.
– Витька вас учил воровать, – продолжал Миша. – Он блатной и вас хотел сделать блатняками.
– Витька не блатняк! Не водился с ними и нам не давал. Он, когда узнал, что Белка водится с Шаринцом, сказал, что не возьмет ее в Крым.
– Разве Белка водится с Шаринцом?
– Раньше водилась.
– А сейчас?
– Разговаривала. Витька спрашивает: говорила с Шаринцом? А она отпирается – нет, не говорила. Врет! Витька ей сказал: будешь с Шаринцом – не поедешь в Крым.
– А о чем Белка разговаривала с Шаринцом?
– Не знаю, стояла у витрины и разговаривала.
– Ну, и что Витька?
– Витька и говорит: не смей водиться с Шаринцом, он ширмач, к нашим деньгам подбирается.
– К каким деньгам?
– А что мы на Крым собирали.
– Те, что в жестяной банке были, в чуланчике?
– Ага.
– Он хотел, чтобы Белка украла эти деньги?
– Не знаю как: чтобы украла или чтобы ему сказала, где их Витька прячет. Только бы не узнал никогда. Витька их перепрятывал. Шаринец сколько раз их искал – не нашел.
– Где искал, на чердаке?
– Ну да! Сколько раз на чердак лазил, да не нашел. Витька места менял.
– Как же он залезал на чердак? Что то не видел я, чтобы он взбирался по пожарке.
– По пожарке он не лазил. Он через черный ход…
– Так ведь дверь Витька на задвижку закрывал.
– Витька закрывал наш черный ход, а Шаринец со своего хода лазил.
– Его подъезд на другом крыле.
– А он по крыше.
– А вы его видели на чердаке?
– Сколько раз.
Шаринец разговаривал с Белкой? Ну и что? Хочет отбить ее от Витькиной компании, давняя история. Что еще? Шаринец связан с уголовным миром? Но зачем ему документы? Впрочем, документы не были нужны и Витьке – улики тут одинаковые. А вот чердак – это существенное: Шаринец тоже мог спрятать портфель на чердаке. Шаринец, если он убил Зимина, мог по крыше перелезть на свой черный ход – живет он на восьмом этаже, – прямо в свою квартиру… Конечно, Шаринец – карманный воришка, не более того, но почему на Витьку можно думать, а на Шаринца нельзя? Уж он скорее поверит, что Шаринец это сделал.
– Слушай, – снова заговорил Миша, – ты помнишь, как Андрей сказал, что его родные уезжают в воскресенье на дачу?
– Говорил. Мы за синичками собирались, он и сказал: не могу, уезжают мои.
– А кто при этом был?
– Все мы были.
– И Белка?
– И Белка.
Миша пристально посмотрел на Шныру. Нужно ему довериться, другого выхода нет.
– Скажи, могла Белка сказать Шаринцу, что Зимины уезжают в воскресенье на дачу?
– Не знаю… Могла… Она все может. Неверная.
– Что значит неверная?
– Ненадежная.
– А мне ты веришь? – спросил Миша.
– А чего, почему ты спрашиваешь?
– Я, как и ты, убежден, что Витька не виноват, не крал портфеля и не убивал Зимина. И постараюсь это доказать. Будешь помогать?
– Буду. Что я должен делать?
– Пока молчать.
– Ладно, – сказал Шныра.
30
На чердачных дверях висели замки: после всех событий управдом закрыл чердак. Пришлось взобраться на крышу по пожарной лестнице.
На крыше Миша проделал путь, который мог бы проделать Шаринец после убийства Зимина, если допустить, что именно он его убил, а потом убегал по крыше к своему черному ходу. Путь его в этом случае проходил по краю крыши, путь опасный, и переход на свое крыло тоже опасный, но при известной ловкости и сноровке вполне возможный.
Затем через слуховое окно Миша спустился на чердак.
Витькиной каморки больше не существовало. Шаткое сооружение было разрушено, на его месте валялись доски с ржавыми погнутыми гвоздями, ободранные листы фанеры, рваный тюфяк.
Сейчас, когда он выл здесь один, Миша ощутил чердак таким, каким ощущал его в детстве, – таинственным, загадочным, отделенным от остального дома. Глухая тишина нарушалась далекими звуками улицы и двора, воркованием голубей, царапанием их когтей по жести крыши, и как будто летали невидимые птицы, их крылья трепетали в углах и щелях чердака.
Он даже не услышал, а почувствовал кого то за своей спиной и оглянулся: возле слухового окна стоял Шаринец.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Ты чего здесь? – первым спросил Миша.
– А ты чего?
– Антенну проверяю, – сказал Миша.
Он был в ловушке: чердачные двери заперты, а на крышу Шаринец загораживает дорогу. Справиться с Шаринцом ничего не стоит – хлюпик! Но, может быть, он вооружен. Что у него: револьвер или нож?..
– Антенну? – повторил Шаринец, с трудом выговаривая это слово. – Проволока, что ли? – Он кивнул в сторону крыши.
– Ага, она, – спокойно сказал Миша, подходя к окну и выглянув на крышу. – Провисает, приходится подтягивать.
Теперь он стоял рядом с Шаринцом, готовый предупредить любое его движение. Мысль его работала четко и ясно. Револьвер страшен на расстоянии, а когда стоишь вплотную, он не успеет его выхватить.
Однако никаких враждебных намерений Шаринец не проявлял. Кивнул на разрушенную Витькину каморку, злорадно усмехнулся: