– Они вверх побежали.
– Наоборот, вниз.
– Человека застрелили, в собственной квартире, какой ужас!.. Но побежали наверх.
– Бандиты! Они вниз побежали. Зачем наверх? На крышу? На небо?
Валентин Валентинович сказал:
– Андрей, пойди оденься, простудишься!
Андрей шагнул в коридор, но испуганно отшатнулся, увидев распростертое на полу тело отца.
– Пойдем, деточка…
Соседка увела Андрея к себе.
Появился врач, с нахмуренным лицом прошел в квартиру.
Валентин Валентинович стоял в дверях.
Врач склонился над Николаем Львовичем, потом поднялся:
– Он мертв.
– Боже мой! – всплеснула руками соседка.
Кто то предложил:
– Может быть, положить его на диван?
Врач запретил:
– До милиции не трогайте!
Наступило тягостное ожидание.
Валентин Валентинович курил папиросу за папиросой.
Подходили еще люди, расспрашивали, им рассказывали про выстрел, про топот ног…
Появились милиционеры, трое, они вошли в квартиру, осмотрели тело Зимина, коридор, прошли в комнаты, переговорили с врачом, вышли на площадку.
– Кто что видел или слыхал?
Миша показал на Валентина Валентиновича.
– Мы с товарищем Навроцким стояли во дворе, услышали выстрел… Мы вбежали в подъезд, услышали топот ног наверху, побежали за ними, но не догнали. Возможно, они спрятались на чердаке.
– Ты знаешь чердак?
– Знаю.
– Пошли!
Миша и два милиционера поднялись по лестнице и вошли на чердак.
Милиционеры вынули пистолеты, осветили чердак карманными фонарями.
Они осторожно двигались, перелезая через стропила и балки, тщательно освещали углы. Чердак был пуст.
Так добрались они до Витькиной каморки. Миша потянул самодельную дверь. Милиционер осветил чуланчик. На тюфяке сидел Витька, щурил глаза, ослепленный светом фонарика.
– Ты чего здесь?
– Ничего, сплю.
– Вставай! – приказал милиционер.
Витька поднялся.
– Оружие!
– Какое оружие?
– Подними руки!
Витька поднял руки.
Один милиционер направил на Витьку свет фонарика, другой обыскал.
Оружия при Витьке не оказалось.
– Кто здесь еще есть? – спросил милиционер.
– Никого нет.
– Выйди!
Витька вышел из каморки, увидел Мишу, с удивлением посмотрел на него.
– Ты?
– Кто то вбежал на чердак. Ты не слышал, не видел? – спросил Миша.
– Никого я не видел! – огрызнулся Витька.
Милиционер вытащил из под тюфяка жестяную коробку с бумажными, серебряными и медными деньгами.
– Чьи деньги?
– Мои.
– Куда револьвер закинул?
– Не видал я никакого револьвера, чего пристали?!
– Не шуми, я тебе так пошумлю! – пригрозил милиционер. – Посмотри за ним, – сказал он товарищу, – я тут поищу.
С Мишей он пошел до чердаку. Свет фонарика скользил по балкам и стропилам. У одной балки милиционер задержался, наклонился, разрыл кучу шлака, вытащил портфель, открыл, осветил фонариком.
Портфель был пуст, на внутреннем клапане серебрилась монограмма: «Николаю Львовичу Зимину от коллектива фабрики»…
Они вернулись к каморке, милиционер показал Витьке портфель.
– Где взял портфель?
– Не видел я этого портфеля.
– Пошли!
Жильцы стояли на лестнице, внизу и вверху, свешивались через перила, поминутно хлопала дверь подъезда, подходили еще люди.
Толпа расступилась, пропуская в квартиру милиционеров и Витьку. Миша остался на площадке. Валентин Валентинович стоял в дверях.
Послышался шум машины, подъехавшей к подъезду.
Агенты угрозыска вошли в квартиру.
Они вышли оттуда с Витькой и поднялись на чердак.
Миша устал, хотелось спать, он присел на ступеньку лестницы, прислонился к перилам.
В широких окнах брезжил ранний майский рассвет.
Валентин Валентинович стоял в дверях квартиры. И как ни устал Миша, он не мог не заметить на лице Навроцкого выражения плохо скрываемой тревоги, напряженности, готовности к любым неожиданностям.
Жильцы не уходили, подходили новые, подошли отец и мать Витьки. Отец был трезв, суетлив, поворачивался во все стороны, слушал разговоры, все время приговаривал: «Так ведь разобраться надо по справедливости, а как же, иначе нельзя». Мать смотрела на всех умоляющим, жалким и затравленным взглядом.
В квартире что то происходило, осмотр или обыск. Тело Николая Львовича перенесли в комнату.
Вернулись с чердака агенты угрозыска с Витькой. Мать метнулась к нему, но Витька сурово проговорил:
– Чего кидаешься?
Можно было только подивиться его дерзкому хладнокровию.
– Отойдите, гражданка, – сказал агент.
– Это его мать, – объяснил кто то из толпы.
– Незачем волноваться, – ответил агент, – все выяснят.
Они опять вошли в квартиру.
Миша сидел на лестнице. Валентин Валентинович стоял в дверях.
Настало утро, люди уходили на работу, другие толпились на лестнице, во дворе, у подъезда.
Из квартиры вышли милиционеры, между ними шел Витька. Все хлынули за ними. Спустились во двор и Миша с Валентином Валентиновичем.
– Проходите, граждане, проходите! – говорили милиционеры, раздвигая толпу.
В воротах Витька оглянулся, разыскивая глазами мать, но, видно, не нашел ее.
Его взгляд встретился с Мишиным взглядом.
27
Тяжелые, намокшие бревна захватывали баграми, обвязывали веревками, втаскивали на берег, грузили на дроги, стоявшие вдоль набережной, тогда еще не гранитной, а земляной, местами выложенной булыжником, между камнями пробивалась чахлая травка.
Яша Полонский всех подбадривал:
Это мы разгружали поленья,
Провалившись по пояс в воде,
Это мы, это мы, поколенье