– Я недалеко спрячу, – сообщил Ган.
Вот тут я начал хохотать. Да что же они, до сих пор играют в
регрессоров?
Так мы и покинули «Матушкин Свет», трое друзей, один
веселящийся, а двое еще обдумывающие шутку…
Мне было немножко жалко, что так и не появилась Катти. Было
приятно, что не появился Пер. Где-то у кромки деревьев я оглянулся на здания
интерната, и мне показалось, что за мгновенно помутневшим окном на четвертом
этаже мелькнула фигура Наставника. Что ж, не будем прощаться.
Обратный путь к кабине показался мне короче. Уже стемнело, и
Таг с Ганом старались держаться ближе, нервничали. Ну да, вдруг я рванусь в
чащу, спрячусь и буду ночами пугать детей, оглашая мирный парк воплями и
звуками пощечин…
Хорошее слово – «пощечина». Придумается же такое. Емко и
обидно.
– Ник… – неуверенно сказал Таг за моей спиной. – Ник, ты
слышишь меня?
– Да.
– Мы попробуем поставить вопрос о пересмотре решения. Через
год, два. Если твое выздоровление пойдет хорошо.
– Что такое санаторий, Таг?
– Место, где лечат асоциальные наклонности.
– А как лечат?
– Я не знаю, Ник.
– Санаторий – он один, на всю Родину?
– Нет, конечно.
– Значит, асоциальных – много?
Они долго молчали. Потом Ган сказал:
– Этого мы не знаем, Ник. Это не принято обсуждать.
– Хорошо живете, ребятки.
Кажется, кто-то из них вздохнул.
– Ты был не прав, Ник, – сказал Таг. – Ты поступил очень
неправильно. Отвратительно.
– У меня будет время сменить мнение. Или укрепиться в нем.
Вы станете меня посещать?
– Я не знаю, возможно ли это, – признался Таг.
– Ладно, захотите – узнаете. Найти-то меня сумеете?
– Твой санаторий называется «Свежий ветер». Мы запомним.
– Приятное название, – согласился я.
Сквозь деревья пробился слабый свет. Кабина мерцала,
светился пластик, по нему скользили бледно-сиреневые всполохи.
– Мы любили в детстве приходить сюда, – сказал я. –
Спрятаться в кустах и смотреть на этот свет. И мечтать, что кто-нибудь прибудет
в интернат и с ним можно будет поболтать. Подставить голову под ласковую руку.
А может быть, нас захотят навестить родители. Хоть это было бы совершенно
нереальным событием.
Тишина за спиной.
– Ты вспомнил? – спросил Таг.
– Нет, ребята. Я знаю, что так было.
– Почему?
– Потому что я больной, асоциальный тип.
Остановившись у кабины, я немного полюбовался переливами
света. Спросил:
– Ну, какой номер кабины в «Свежем ветре?
– Там всего одна кабина. – Таг замялся и неловко добавил: –
Ты не сможешь воспользоваться терминалом. У тебя сняты социальные права.
– Тогда давай работай.
Он прошел к кабине, коснулся активатора. Двери открылись.
– Не будем прощаться? – спросил я.
Ребята молчали.
– Передайте привет Катти, – сказал я. – Скажите, что я
сожалею, что так все вышло. Но иначе поступить я не мог.
– Ну почему, почему, Ник? – с мукой в голосе воскликнул Таг.
– Да потому, что подлецов надо бить по морде. Невзирая на
последствия.
Было уже совсем темно, и я не увидел их лиц. Вошел в кабину,
поднял руку, прощаясь.
Односторонний переход. Санаторий «Свежий ветер».
– Валяй, жестянка, – буркнул я.
Под ногами вспыхнуло, и тьма за кабиной слегка развеялась.
Вот я и прибыл.
…Санаторий назвали не зря. Ветер здесь был свежий. Даже
слишком.
Я стоял по щиколотку в снегу. Ледяная крупка секла лицо. Не
очень-то к месту здесь мой костюмчик. Но остается порадоваться, что я не в
шортах и рубашечке с короткими рукавами.
Цилиндр транспортной кабины казался единственным признаком
цивилизации на этом бескрайнем снежном поле. Небо было затянуто серой мглой,
едва-едва светлеющей на западе под последними Матушкиными лучами. Я обернулся
налево, направо – в мгновенной панике, что так все и было задумано. Одинокая
кабина посреди снежной пустыни. И «социальные права» сняты.
Впрочем, они бы мне ничем не помогли. На кабине вообще не
оказалось терминала. Дорога в один конец.
Я сделал шаг, другой, ощущая, как заползает в ботинки сухой
рассыпчатый снег. Провалился по колено.
– Это что же… – прошептал я. Так нелепо и безнадежно! –
Подлецы!
И увидел редкую цепочку огоньков на горизонте.
Значит, жизнь наличествует…
Там стоят какие-то вышки или башни. Довольно далеко. Идти к
ним?
Я еще раз окинул взглядом аккуратный круг огоньков. Похоже,
они что-то ограждали.
То ли транспортную кабину, то ли…
Шагах в двухстах, полузасыпанные снегом – вот почему я их
сразу не увидел, – тянулись низкие невзрачные здания.
– А вот и санаторий, – сказал я вслух, ловя ртом снежные
брызги. – Пришло время отдыхать, Никки…
Идти по снегу было трудно. И самое главное – обидно. В
глазах до сих пор стояли аккуратные городские улицы, тропинки интерната. Тело
еще помнило летнее тепло. Здесь – словно изнанка мира.
Холод и ночь.
Спасибо, Наставник.
Наконец я добрел до зданий – рифленые стены, темные окна,
плоские, украшенные сугробами и наледью крыши. Однако у дверей снег был
утоптан, и это давало надежду.
Ну…
Выбирать было не из чего, и я подошел к ближайшей двери.
Коснулся ее ладонью – никакого эффекта. Толкнул – открываться наружу она никак
не могла, при таких снегопадах это просто неразумно, утром не выйдешь…
Интересно, а откуда я это знаю?
Впрочем, не важно. Что же мне теперь, замерзать? Бегать от
здания к зданию?
Я пнул дверь, забарабанил в нее кулаками, не чувствуя боли в
застывших пальцах. Прошло не меньше минуты, прежде чем раздался щелчок и дверь
скользнула в стену.
Просторный тамбур. Ослепительные лампы под потолком.
Кубический решетчатый предмет у двери – я сразу почувствовал идущее от него
тепло.