Впрочем, разве я могу быть в чем-то уверен?
Катти встала из-за пульта, прошла куда-то вбок, так, что мне
не было ее видно. Я напрягся. Туда унесли мой анализ крови и соскобы кожи,
взятые на голени и предплечье. Хоть я и был уверен в себе, но…
Вдруг произойдет ошибка? Нет-нет, ошибки быть не может. И
Таг, и Катти – специалисты. Они желают мне добра.
Когда появилась Катти, я все понял по ее лицу. Расслабился и
даже попытался устроиться поудобнее в жестком кресле. А Катти протянула Перу
листок бумаги и помахала мне рукой.
– Привет, Никки! Не скучай, уже скоро!
– Пять минут, Никки! – откликнулся от пульта Таг.
Я свой! Я свой!
Наставник внимательно смотрел на листок. Бережно сложил его,
опустил в карман, посмотрел на Катти:
– Спасибо, девочка… спасибо. Таг, поторопись!
Он встал, подошел ко мне. Я скорее почувствовал, чем
услышал, что разделяющее нас силовое поле исчезло.
Значит – боялись меня…
– Никки… – Старик взял меня за руку. – Если бы ты знал, как
я боялся. Боялся, что тебя уже нет, а передо мной – копия. Муляж.
– Пер, выйдите из-под детектора! – резко окликнул его Таг. –
Вы вносите искажения!
Похоже, когда дело касается работы, Наставника можно
одернуть без всякого смущения.
Я просидел еще пять минут. По командам Тага расслаблялся,
натужно пытался что-то вспомнить, называв слова на свободные ассоциации:
«Свобода – жертвы, любовь – ответственность, Родина – труд…»
И все-таки главные сомнения уже исчезли.
– Выходи, Никки. Одевайся.
Голос Тага был не очень-то радостный, и я вновь
насторожился. Торопливо натянул шорты – подаренную одежду и нож уже куда-то
унесли. Вместо нее я получил белую рубашку с короткими рукавами из плотной
мягкой ткани. А вот обуви, очевидно, не полагалось.
Пер тоже напрягся.
– Ник, твоя память не заблокирована… как мы надеялись… – Таг
мялся, отводил глаза. Ему было нелегко говорить эти слова. – Она… стерта.
Начисто. Психоблокада не могла оказать такого… калечащего действия.
– Как это – начисто? – Мной овладело нелепое желание
спорить. – Я ведь хожу, говорю, думаю! Я ведь не стал здоровущим младенцем!
– Я неточно выразился… стерты воспоминания. Личностная
память. То, что ты видел, то, что чувствовал. Вся твоя жизнь.
– Зачем?! – Это воскликнула Катти.
– Видимо, так у Чужих происходит процесс ментоскопирования.
Съем информации! Они все-таки выпотрошили твою память. – Таг наконец-то
посмотрел на меня. В его глазах была мучительная боль. – Всё забрали… и нашу
дружбу тоже…
Я подошел к нему. Взял за руку и прошептал:
– Ведь я – это все-таки я? Таг, если мы были друзьями, мы
ими снова станем.
– Никаких надежд? – спросил из-за спины Наставник.
– Нет. – Таг неловко отвел свою руку. – Наставник, какие-то
ассоциативные связи сохранились, Никки иногда будет что-то вспоминать… нет,
скорее – узнавать заново, но помнить, что это было. Я думаю, что он останется
нормальным человеком… – Таг неловко улыбнулся мне, – но вот вспомнить себя
прежнего ему не удастся.
Пер стоял, глядя в пол. Как человек, отыскавший дорогую ему
потерянную вещь, но убедившийся, что она непоправимо испорчена…
Нет, нехорошая какая-то мысль! Нельзя так думать. Такая
ассоциация фальшива. Да и все они фальшивы…
– Ник, мы не оставим тебя, – сказал он наконец. – Ты
вернулся. Это главное. А мы – твои друзья. Твои лучшие друзья.
Внизу, у здания, нас ждали две машины. Закрытые и колесные,
а не такая летающая платформа, что доставила нас с летного поля.
– Мне надо доложить Комитету, – сказал Пер. – И вероятно, с
комментариями специалиста… Катти?
Девушка отвела от меня взгляд.
– Хорошо, Наставник.
– Таг, позаботишься о Никки.
– Конечно, Наставник! – Таг даже слегка возмутился этим
напоминанием. – Я постараюсь хоть что-нибудь тебе напомнить, Ник!
Наставник и Катти сели в одну из машин. Я видел сквозь
прозрачный корпус, как Пер вложил руку в терминал, и машина тронулась.
– Перо – ветром унесло… – сказал Таг. – Помнишь, это была
твоя детская присказка? Это означало, что можно начинать безобразничать.
Я покачал головой.
– Ничего я не помню. Ни Наставника, ни Катти… Таг, мы с ней
были друзьями?
– Вы собирались пожениться, – кивнул Таг. – Мы с ней с
детства дружили, помнишь? А ты всегда…
– Не говори мне «помнишь», – попросил я. – Это ведь
бесполезно.
– Извини, – смутился Таг. – Прости дурака.
Здание, где он работал, было высокое, может быть – одно из
самых больших в городе. Не меньше ста – ста пятидесяти гектошагов. Я задрал
голову, пытаясь высмотреть на вершине пирамиды те окна, откуда смотрел на
город.
– Значит, ты – специалист по чужим формам жизни?
– Да. Мы все занялись разными делами. Ты стал космонавтом.
Мы все мечтали, помни… извини. А в Дальнюю Разведку только ты ушел. Ган стал
инженером. Я – биологом.
– Катти – врачом, – продолжил я. – А кто еще?
– То есть?
– В нашей компании было четверо?
– Четверо, не считая Катти. Она была в другой группе, в
женской, – медленно сказал Таг. – С нами был еще Инка.
– А где он?
– Погиб… Два года назад, там… даже пепел к Родине не
вернулся… – Таг неопределенно взмахнул рукой и на мгновение замолчал. – Давай
поедем ко мне… нет, лучше – к тебе.
– Думаешь, может помочь?
– Ты жил там четыре года. Хоть разум и забыл, но тело должно
помнить.
Мы забрались в машину. Я – на заднее сиденье, Таг – на
переднее, где был терминал управления. Мне хотелось погулять по вечерним
улицам, но с врачом лучше не спорить. А Таг сейчас был для меня врачом.
– Знаешь, в твоем положении есть и какие-то плюсы, – сказал
он, небрежным прикосновением к терминалу отправив машину в путь. – У тебя
теперь – свежий взгляд. Ничем не замутненный. Ты смотришь на мир как ребенок,
впервые выбравшийся из интерната.
– Мы росли в интернате?
– Конечно. – Таг слегка удивился. – Какие могут быть
варианты?
– Для меня – любые. Например, что ребенка воспитывают
родители.