На кровати валялся раскрытый чемодан, явно привезенный
Машей. В нем еще оставалось много всяких незнакомых устройств.
– Посмотрим… – прошептал дед и щелкнул тумблером.
Дисплей засветился красным.
– Твой счетчик мог поместиться в «дипломате»? – невинно
спросил дед. У меня внутри все похолодело.
– Нет… Не знаю…
– И никто не знает, – согласился дед. Не сводя взгляда с
дипломата, попятился к кровати, взял из чемодана что-то, очень похожее на
оружие. Рукоять, спусковой крючок и конусовидный ствол. Похоже, оружие было не
пулевым – ствол походил на антенну.
– Не надо! – воскликнул я, и в этот момент дед нажал на
спуск. Абсолютно ничего не произошло, только в ушах у меня возник легкий,
словно не имеющий источника звук.
– Это прототип парализующего излучателя, – сказал дед,
откидывая оружие. – Однозарядный. На все земные формы жизни действует.
– А на инопланетные?
– Сейчас увидим.
Дед подошел к столу и открыл «дипломат». Внутри были
несколько маленьких пакетов – с моими вещами и сувенирами. И один большой.
Очень аккуратно и бережно дед развернул его.
Вздохнул и сел в кресло. Стал снимать прозрачный шлем.
– Помнит еще Саша, как я люблю красную рыбу… – сказал он. –
Хочешь, Петр? Хорошо просоленная… а теперь еще и парализованная лососинка.
Я отщипнул кусочек рыбы, прожевал.
Рыба как рыба. На вкус неведомое оружие не повлияло.
– Классная лососина, деда… – сказал я. – Ты что?
Он сидел, обхватив голову руками и глядя на «дипломат».
Тоскливо посмотрел на меня:
– Думаешь, я не боюсь, Петя? Думаешь, кошмары ночами не
давят? Нервы, Петя… Я ведь уже думал, и не дождусь этого дня… не успею… сам.
На лестнице послышались шаги, и дед встряхнулся.
– Иди мойся. Нам с Машей надо поговорить.
Я обогнул застывшую в дверях девушку – она была в халате и с
обмотанной полотенцем головой.
– Мы тут воевали, – любезно сообщил я.
Мылся я долго и с удовольствием. Словно мог отскоблить с
тела все неприятности и неожиданности последних дней. Вернуться в прежнее
спокойное и легкое состояние духа.
Привык я все-таки к уверенности – в себе самом и в
завтрашнем дне. С самого детства знал: на свете есть дед, чьи ехидные реплики
газеты выносят на первые страницы, дед, к которому приезжают советоваться
депутаты и бизнесмены. За ним – как за каменной стеной. Нет, он никогда мне
ничего не навязывал. Я сам выбирал курсы, которые проходил в школе, спортивные
секции, где хотел заниматься, сам решил стать военным летчиком, потом ушел в
космонавтику… но дед всегда был готов помочь.
Интересно, а есть ли в Галактической Семье внуки?
Я усмехнулся, начал что-то насвистывать, потом вспомнил
немузыкальное пение Маши и замолчал.
Музицирование в ванной комнате – это почти порок.
Хорошую аналогию привел дед в своей книжке, про детей и
пасынков. Обидную для человечества, однако нам давно пора научиться обижаться.
Но ведь все аналогии – лживы…
Что-то давило на меня. Какой-то холодок затаился в груди,
щекотал нервы тонкими паучьими лапками. И его не прогнать горячим душем.
Словно я проглядел что-то важное. Отвернулся, не желая
видеть…
Тьфу ты, это уже неврастения какая-то! Все у меня нормально.
Насколько может быть, конечно.
Растеревшись мягким стареньким полотенцем, я взял с полки
фен и слегка подсушил волосы. Маша то ли постеснялась им воспользоваться, то ли
не заметила. Скорее не заметила. Надо будет предложить ей фен. Странная
девушка…
Интересно, а я ей понравился? Не как внук обожаемого Андрея
Хрумова, а просто как человек?
Выглянув – нет ли кого в моей комнате, я вышел из ванной.
Маша – девушка бесцеремонная, может ввалиться без стука. А я к этому не привык.
Лет с пяти, наверное, усвоил: в своей комнате я полный хозяин; если захочу, то
дед сюда не войдет. Потом прочитал в какой-то книжке деда о том, что утрата
«личной территории» приводит к анормальному развитию как отдельного
индивидуума, так и нации или расы. Дед имел в виду человечество, не способное
ныне контролировать Землю. Прогнозировал, к чему это в итоге приведет, – проводя
очень рискованные аналогии с историей разных народов. Но и ко мне, вероятно,
применял свои убеждения.
В дверь тихонько постучали.
– Петя, – позвал дед. – Если ты освежился, то помоги нам
собрать на стол.
Не люблю я таких вот домашних банкетов. Смысла в них не
вижу. Одно дело, когда приходят гости и хочется устроить им настоящий праздник.
Тонкий фарфор посуды, хрусталь бокалов, какой-нибудь телячий бок, запеченный в
миндальном соусе, и красное божоле, только что из Франции… Здорово, когда доставляешь
людям приятное.
Или когда для себя делаешь событие, идешь в маленький уютный
ресторан… и за кружкой свежего пива терзаешь шашлык по-карски…
Совсем другое, когда сам же суетишься, готовишь,
выкладываешь салаты позатейливее, застилаешь стол, раскладываешь приборы… чтобы
через пару часов, все съев и выпив, начать мыть посуду и ликвидировать все
следы торжества.
Глупо ведь, правда?
Можно было сесть на кухне, разогреть в микроволновке пиццу,
откупорить по бутылочке чешского пива. И никаких проблем. Даже свечу можно было
зажечь посередине стола, воткнув в пустой стакан…
Я носился из кухни в столовую, мимоходом замечая, как
стараниями Маши стол приобретает торжественный вид. Она и подсвечник где-то
нашла, и салфеточки с веселым рисунком, и старинное мельхиоровое ведерко для
льда… даже не знал, что у нас так много всяких ненужных вещей. Почетное место
заняло блюдо с парализованной лососиной.
Не забыла Маша и пульт сигнализации, поставила рядом со
своей тарелкой. Всегда на страже.
– Красиво? – полюбопытствовала Маша, когда я остановился
передохнуть. В длинном бордовом платье, с уложенными волосами, она стала
гораздо симпатичнее.
А может, просто я присмотрелся?
– Угу… – Поколебавшись, я спросил: – Никого больше не
ожидается?
– Нет, а что?
– Так…
Прямо хоть иди по соседним дачам, отлавливай кого-нибудь из
старичков писателей или их лоботрясов-внуков и зазывай на ужин. Пусть оценят.
Так ведь нельзя. Деловые разговоры предполагаются.