– Уже нет. Ее действительно очистили, не волнуйся.
– Саша… – От волнения я потерял всяческий пиетет. – У меня
реально есть шанс?
– Небольшой, но есть. Я сейчас в вертолете… да, вижу тебя!
Посмотри вниз… черт, у тебя нет такого обзора… Космодром видишь?
Я видел. Впереди и очень далеко внизу.
Когда я садился на Свободном, то на такой высоте над ним,
конечно, не пролетал…
– Ты ровно идешь, – утешил меня Данилов. – Эта «птичка» еще
полетает. Тебе выдали расчет курса?
– Да, – глядя на дисплей, ответил я. – Две коррекции?
– Одна, чтобы выйти на ось дороги, другая перед касанием.
– У меня хватит топлива лишь на одну.
Данилов секунду молчал, потом решил:
– Выполняй первую, иначе промахнешься вообще. Дальше будешь
планировать.
– Понял.
– Все, работай, – бросил Данилов. – Ветра практически нет,
видимость идеальная. Я на связи, но больше тебе не мешаю. Всем молчать!
Я проводил взглядом оставшийся по правому борту космодром.
Четыре главных старта для челноков, три маленьких для спутников. Две
прекрасные, широкие, оборудованные на славу полосы. Пятнышко вертолета в небе.
Я мысленно помахал Данилову рукой.
Счетчик молчал, лишь подергивал лапой по кожуху джампера.
Слабый шорох отвлекал, я зло глянул на рептилоида, и тот затих. Похоже, понял.
Расчет на последнюю коррекцию уже был в компьютере. В
общем-то использование маршевого двигателя в атмосфере не рекомендуется. Но мне
терять нечего.
Я дал подтверждение на маневр, и через несколько секунд
двигатель автоматически включился. В атмосфере он работал как-то натужно,
взахлеб… а может быть, мне это уже мерещилось… Двухсекундный импульс – челнок
слегка дернулся, вообразив, что научился летать, потом продолжил падение.
По крайней мере мы действительно шли над дорогой. Господи,
неужели в России научились прокладывать дороги прямо, не обходя каждый холмик?
Или эта осталась с царских времен?
Высота уже упала до километра. Впереди, по обочине дороги,
мелькали коробочки машин. Надо же, действительно очистили трассу…
Скорость, вот мой главный враг. Триста с лишним километров в
час – ничто по космическим масштабам. Но для обычной дороги и это
непозволительно много.
Я качнул челнок, проверяя, как слушаются рули. Машина
отозвалась на удивление неплохо. На экране компьютера желтая линия – моя
траектория – отклонилась от зеленой. Я вновь вернул «Спираль» на ось дороги.
Безумная надежда, что мне все-таки удастся приземлиться, стала чуть менее
безумной. На дорогу меня вывели настолько великолепно, словно отрабатывали этот
маневр давным-давно.
Счетчик опять начал скрести кожух. Но уже не было времени
отвлекаться. Дорога была в сотне метров под нами, и высота стремительно падала.
Я пытался разглядеть, ровно ли иду, но компьютер уже был бесполезен, а обзор из
кабины «Спирали» никогда не отличался широтой. В последний момент я все же
довернул челнок правее.
В тот миг, когда машина наклонилась, я заметил сразу две
вещи. Во-первых, интуиция не подвела, я и впрямь рисковал завалиться в кювет,
не будь этого последнего маневра. Вторая новость была куда хуже – в полукилометре
впереди дорога резко сворачивала, огибая невысокую, заросшую деревьями сопку. И
мало того, навстречу мне ехала машина!
Разницы между тем, куда я врежусь, для меня, впрочем, не
существовало. Шесть секунд, и…
Челнок тряхнуло, когда шасси коснулось асфальта. Он сразу
пошел юзом, как машина на льду, разворачиваясь левым крылом вперед. В приступе
бессмысленного рвения я выправил космоплан. Впереди разворачивалась машина –
огромный обшарпанный «Икарус». Шофер, увидев несущийся на него звездолет, не
растерялся, а ухитрился затормозить и стал разворачиваться.
Господи, вот это бред! Челнок трясся, подскакивая на дороге,
но пока ухитряясь не слететь в кювет и не перевернуться на одной из
многочисленных колдобин. Впереди улепетывал, выжимая из мотора все силы,
автобус. Да что он творит, я все равно быстрее, догоню! Выскакивал бы, выводил
людей… нет, не успеть… так хоть съехал бы с дороги, может, кто жив бы остался…
Я еще попытался согнать «Спираль» с дороги. Хоть на обочину,
хоть в сопку – лишь бы не в автобус! В голове вдруг всплыл
пронзительно-трагический голос полузабытой певицы: «А город подумал – ученья
идут…»
Но челнок явно не разделял мою готовность к
самопожертвованию. Он уже не скакал, а мчался по дороге, примирившись с
асфальтом под колесами. Российские звездолеты – самые надежные в мире!
Автобус набрал-таки изрядную скорость, и расстояние
сокращалось так медленно, что я успел заметить номерной знак: «06–31»,
выхлопную трубу, выплевывающую густой сизый дым, привязанное сзади мятое ведро
и надпись: «Не уверен – не обгоняй!»
Вот мы и не стали обгонять, а врезались в автобус…
Меня рвануло в ремнях, челнок содрогнулся, вставая на дыбы.
Обшитый керамикой нос «Спирали» оказался покрепче прогнившего железа. Челнок
въехал в автобус до половины, пока крылья не задержали его стремительного
продвижения.
Пару секунд мы ехали этим неожиданным тандемом, потом, снеся
редкие бетонные столбики, стали преодолевать сопку. Где-то на десятом дереве и
автобус, и космолет примирились с преградой и остановились.
Вот тут тряхнуло так, что я на мгновение отключился. А когда
глаза удалось открыть, то с удивлением понял, что еще жив. Нос «Спирали»
смялся, кабина сморщилась, как гармошка, но почему-то уцелели все стекла и
работало освещение. На завалившемся джампере возился счетчик, отвязывая
страховочный тросик. И как его не разорвало напополам?..
Я потряс головой, пытаясь прогнать из глаз кровавую муть.
А потом все у меня внутри похолодело.
Кровь была не в глазах. Все стекла «Спирали» были покрыты
багрово-красным месивом.
Боже!
Я сорвал ремни, выкарабкался из кресла, шатаясь пошел в
шлюз. Счетчик, привстав на кожухе джампера, шлепнул меня лапкой по руке, словно
останавливая, но мне было не до него. Челнок подрагивал, видимо, сползая вниз
по склону. Дверь в шлюз открылась с третьего рывка, потом я рвал рычаг
аварийного выхода. Люк поддался не сразу, но я все же справился – ужас придал
силы.
Воздух был прохладным и сырым, от горячей обшивки валил пар.
Вокруг топорщился покореженный соснячок, от «Икаруса», замершего впереди, несло
гарью. Я спрыгнул с двухметровой высоты, поскользнулся на мокрой траве,
пошатываясь побрел к автобусу. Часть стекол тоже уцелела, лишь покрылась
паутиной трещин, сквозь которые проглядывала все та же багровая каша.