Власть в тротиловом эквиваленте. Тайны игорного Кремля - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Полторанин cтр.№ 37

Снизили цифры сибирскому региону и областям Центральной России. Никите Хрущеву, например, разрешили расстрелять на три с половиной тысячи «врагов» меньше, чем он просил. Всего партийные функционеры получили «добро» на репрессирование «только» двухсот сорока пяти тысяч человек. Учитывая масштабы «расстрельного зуда» в боярской среде, Политбюро сочло нужным предупредить: «Какие бы то ни было самочинные увеличения цифр не допускаются».

И очень кстати. Народу чекисты нахватали сверх всякой меры, а квоты сдерживали. Из регионов пошли просьбы — добавьте! Подключали даже московских лоббистов. Так, из Иркутска поступила нетерпеливая шифровка:

«ЦК ВКП(б) — т. Сталину. Наркому внудел т. Ежову.

27 октября выехал из Читы в Москву. В Улан-Удэ ко мне заходили секретарь обкома ВКП(б) Игнатьев и НКВД Бурято-Монгольской АССР Ткачев. В беседе они сообщили, что лимиты по приказу НКВД 00447 они израсходовали, а в тюрьмах находится свыше 2.000 арестованных… Просят дать лимит на 2.500 человек.

Мехлис. 28.Х.№ 672».

Лев Мехлис был начальником Главполитупра Красной Армии, а когда-то работал личным секретарем Сталина. На его пробивную силу надеялись стахановцы расстрельного дела, но не обломилось.

Со студенческих лет я считал, что 37-й — это год расправы сталинистов с недовольной режимом интеллигенцией и верными ленинцами. Так въелась в мое сознание пропаганда материалов ХХ съезда КПСС. Да, репрессиям подверглись многие люди с громкими именами, потому-то пора эта и стала восприниматься нашим поколением как кремлевская кампания против организованного инокомыслия. Но вот я собрал воедино списки всех арестованных — там сплошь безответный народ.

У меня довольно редкая фамилия. Я взял только своих однофамильцев и только со своей родины — двух небольших районов Восточного Казахстана. Это таежная глубинка, где несколько оторванных от мира поселков и заимок ютились у подножий гор. Ни кулаков вокруг, ни троцкистов, ни фанатов ленинского наследия. Вот кого вывозили из тайги под конвоем:

1. Полторанин Родион Артемьевич, 1900 г.р., русский, образование начальное, работал старателем, село Солдатово.

Осужден 19.11.1937, тройка при УНКВД по ВКО (Управление наркомата внутренних дел по Восточно-Казахстанской области. — Авт.).

Расстрел. Реабилитирован 19.03.1957.

2. Полторанин Емельян Фирсанович, 1892 г.р., русский, неграмотный, работал лесорубом, село Бутаково.

Осужден 25.10.1937, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 01.10.1957.

3. Полторанин Сергей Яковлевич, 1894 г.р., русский, неграмотный, пчеловод (пасечник), Большенарымский район.

Осужден 29.12.1937, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 06.09.1957.

4. Полторанин Петр Михеевич, 1894 г.р., русский, образование начальное, работал сплавщиком леса, село Большенарым.

Осужден 19.11.137, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 19.03.1957.

5. Полторанин Гурьян Артемьевич, 1895 г.р., русский, образование начальное, работал старателем, село Солдатово.

Осужден 06.11.1937, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 06.09.1957.

6. Полторанин Евстигней Артемьевич,1891 г.р., русский, образование начальное, работал возчиком, село Верхняя Хайрузовка.

Осужден 29.12.1937, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 06.09.1957.

Нет смысла продолжать список, выше начального образования — а это церковно-приходская школа — не было ни у кого. Москва о таких и слыхом не слыхивала. Всего с наших районов в 37-м было расстреляно 28 Полтораниных, а 15 получили по десять лет. Там же было арестовано и расстреляно более ста неграмотных и полуграмотных Тютюньковых, Редькиных, Поляковых, Первушиных. За что? За то, что некому было за них постоять.

И такая вакханалия шла по всем областям. Партийные секретари — коллеги Роберта Эйхе — вместе с чекистами прочесывали страну широкозахватным методом, уничтожая на пасеках и в старательских артелях «международные центры контрреволюции». В городах тоже брали беззащитных и тех, кто насолил местной знати.

Вождь, наверное, сидел в Кремле и цинично посмеивался: «Порезвитесь, ребята! А потом я буду резвиться с вами и, может быть, вернусь к вопросу о Конституции». Не удалось или не захотелось вернуться — теперь этого не узнаешь. А вот Роберту Эйхе (как и другим противникам — членам ЦК) Сталин не простил проигрыша. В том же 37-м «латышского стрелка» выдернули из привычной среды и послали «на чердак» — дали пост наркома земледелия СССР. С «чердака» легче спускать человека в подвал Лубянки. Вскоре инициатора «троек» арестовали, а после долгого следствия и суда в 40-м расстреляли. Хрущев на ХХ съезде КПСС выставлял партийных секретарей-палачей, в том числе и Роберта Эйхе, как безвинных жертв тирана. «Примером гнусной провокации, злостной фальсификации и преступных нарушений революционной законности, — говорил с трибуны Никита Сергеевич, — является дело бывшего кандидата в члены Политбюро ЦК, одного из видных деятелей партии и Советского государства товарища Эйхе». Хрущев произносил одно, а сам, наверное, думал другое: «Все мы там стоили друг друга!»

Никита Сергеевич грешил безбожно, по-черному, но себя и своих подельщиков старался впихнуть в историю светлыми ангелами.

Так что на очередную беду нашей страны идею с альтернативными выборами партийная власть закопала на полстолетия. Мы не знали в Волынском, решится ли Михаил Сергеевич со своими юристами откопать ее. Да и вообще было трудно предугадать, куда он повернет перестройку. Планы и советы консультантов одно, а возможности да и стратегия исполнителя — другое. Но все же время в стране было иное, удобное для либеральных реформ, потому что мир стал иным. И партия раздулась количественно настолько, что стала меняться качественно, расслаиваясь на несопоставимые части. Верхний этаж желал диктаторствовать по-прежнему, но уже с сундуками наследственных капиталов. И подтягивал к себе снизу опору из беспринципных попутчиков, погрязших в вещизме. А две трети обитателей первого этапа хотели диктатуры закона и справедливого социального государства. По сути это были уже социал-демократы.

Когда генсек пошел на переделку политсистемы, у него так и не появилось полной свободы рук. Он не мог обратиться к нации с тем самым вопросом: «Вам удобнее стало жить… Что мешает еще?» Жить стало хуже, а мешало все. Вместо укрепления экономики, как предлагали советчики, власть разрушала ее. Государственная дисциплина окончательно расшаталась. Вожди национальных республик, обрадованные импотенцией центра, стали насиловать державу сепаратизмом. Сторонников генсека с нижнего этажа партии разочаровали его бесконечное маневрирование и боязнь порвать пуповину с кастой бояр. Авторитет Горбачева упал.

Идею с альтернативным голосованием и правом общественных объединений иметь в парламенте своих представителей команда генсека внедрила, значительно обновив, но выборный процесс оставила под контролем партийного аппарата. По форме — поклон демократии, а по существу — уступка кремлевско-кагэбистскому закулисью и баронам-сепаратистам в республиках. Да еще придумали для подстраховки «Красную сотню». Через заградительные кордоны партийного аппарата пробиться в народные депутаты СССР державникам было трудно. Хотя десятка три совсем уж обнаглевших первых секретарей выборы проиграли, большинство съезда народных депутатов СССР составили номенклатура и ее послушники (84 процента). Они и сформировали «свой» Верховный Совет. Не рискнул генсек, подрастерявший авторитет, покуситься на власть функционеров. Обозначил свою позицию: по какую сторону баррикад он находится. А хотел бы иного, мог обратиться к нижнему этажу партии через голову Политбюро и сепаратистов — тогда у него еще оставались политические ресурсы. Но ставил ли он когда-нибудь цель перед собой, достойную личного риска? Или рассчитывал ехать на паллиативе до конца дней?