Тени в переулке - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Хруцкий cтр.№ 87

Я уже писал, что два летних месяца я жил совершенно один в большой четырехкомнатной квартире. Понятно, мои друзья из МХАТа постоянно собирались у меня.

Когда я уезжал в командировки, то оставлял ключи моему другу, замечательному актеру Юре Пузыреву, так что даже в мое отсутствие посиделки продолжались.

Однажды мне позвонил Володя Высоцкий, которого я знал с 1959 года, и попросил разрешения поработать у меня.

Я уезжал на работу, а он приходил с гитарой и работал над новыми песнями. Вечером, когда собиралась вся команда, он исполнял их. У нас сложилась добрая и веселая компания.

Но когда ко мне заходил новый худрук МХАТа Олег Ефремов, мои друзья, пропев мне в телефон песню «Враги сожгли родную МХАТу…», уходили в «Артистик».

Не любили они его почему-то. Не любили и боялись.

И снова ночь. И снова снег. Я стою в Камергерском, рядом с памятником Антону Павловичу Чехову. В рекламных витринах театра новые лица. Обилие ресторанов. Помолодевшие, много повидавшие дома.

Сейчас я живу вполне добропорядочной жизнью. У меня выходят книги, снимается кино. «Что еще надо мужчине, чтобы встретить старость», – как говорил бандит Абдула из фильма «Белое солнце пустыни».

Но, приходя в Камергерский, я вспоминаю финал повести «Долгое прощание» Юрия Трифонова: «…и ему казалось, что те времена, когда он бедствовал, тосковал, завидовал, ненавидел, страдал и почти нищенствовал, были лучшие годы его жизни, потому что для счастья нужно столько же…»

В августе 1918 года к фабриканту Куликову, проживающему в Сокольниках в собственном доме, пришли пятеро суровых посетителей. Скрипя новенькой кожей курток, они предъявили ордер за подписью председателя тамошнего совета Жаркова, по которому особняк и все имущество Куликова отходило в пользование революционных рабочих и крестьян.

Операцией руководил лично Жарков, он выгнал семейство фабриканта из дома, пригрозив обязательным расстрелом. Дом Жаркову понравился. Ковры, дорогая мебель, картины на стенах, много серебряной посуды.

Большевик Жарков жил по принципу: вы пожили – теперь наша очередь.

Приличный дом фабриканта и собирателя картин содрогнулся от пьяных загулов представителей новой власти. Из кафе «Бом» на Тверской на моторах привезли дам, готовых на все ради жратвы, выпивки и тряпок. А всего этого у Жаркова было в избытке, так как он постоянно проводил реквизиции у буржуйского населения.

Кроме того, он обложил оброком всех торгашей на своей территории, брал продуктами, вещами и деньгами. Не правда ли, похоже на нынешние времена?

Поборы с каждым днем увеличивались, а пьянки принимали чудовищный размах. В некогда пристойном доме бывшего фабриканта голосили цыгане, пели опереточные дивы и известные московские куплетисты.

Обложенные непосильной данью частники отправились с жалобой в МЧК. Руководитель этой могущественной организации Николай Манцев поручил разобраться с Жарковым начальнику уголовного подотдела МЧК Мартынову.

Сотрудники подотдела опросили людей, агенты Мартынова проникли на очередную гулянку, устроенную Жарковым.

Манцев получил исчерпывающий отчет.

Решение было кратким – расстрелять.

Чекисты взяли Жаркова с компанией как раз в момент празднования старорежимного праздника, Рождества, и отвезли всю компанию на Лубянку.

Манцев сам приехал в бывшее гнездо разврата, прошелся, осмотрел картины и приказал, чтобы живопись и серебро не растащили местные партумельцы, передать все на вечное хранение художнику Литвинову, живущему на даче в Сокольниках. Литвинов был обласкан властью, так как писал революционные плакаты.

Приказано – сделано.

Серебряная посуда и картины по описи были переданы художнику, которому выдали охранную грамоту от МЧК. Литвинов честно пытался устроить в Сокольниках музей живописи и русского серебра, но властям было не до него. Главное, народ накормить, а потом все остальное.

Так и осталась коллекция Куликова на ответственном хранении в доме художника. Он, как мог, пополнял ее, потом дело продолжил его сын, художник-реставратор. Так она и дожила до наших дней.

Как пелось в небезызвестном приблатненном городском романсе, «нас было пятеро фартовых ребятишек». И мы решили устроить новогодний круиз, то бишь ночью посетить несколько веселых компаний, куда мы получили приглашение заранее.

Начать решили у меня на улице Москвина. Компания подобралась веселая, все до одного недавно разошлись с женами и, как писал Маяковский, были «свободны от любви и от плакатов».

Был продуман маршрут новогоднего круиза. Сначала выпиваем у меня, потом едем в Сокольники, где у некоей Марины гуляла компания забубенных художников, потом выдвигаемся в центр, на улицу Горького, в дом, где магазин «Армения». Там в огромной четырехкомнатной квартире нас ожидало весьма изысканное общество и несколько прелестных свободных дам.

В Сокольники к художникам нас приглашал Володя Сафронов, олимпийский чемпион по боксу, сменивший перчатки на палитру, а на улицу Горького нас зазывал журналист-международник с иновещания Жорик Гаврилов. Он же обеспечивал стремительное передвижение по улицам столицы нашей мобильной группе. Жорин папа когда-то работал в Моссовете и приобрел списанный ЗИМ, их тогда повсеместно убирали из госучреждений, заменяя двадцать первыми «Волгами».

Ровно в одиннадцать вся наша команда собралась на Москвина, каждый что-то приволок из дому, и стол получился очень неплохой.

Мы проводили старый год, потом, когда на моем стареньком КВН появились кремлевские часы, поздравили друг друга с Новым годом и начали собираться.

Первый пункт был Сокольники, где Володька Сафронов имел виды на хозяйку, искусствоведа Марину Литвинову.

Прихватив с собой «боезапас»: коньяк, водку и шампанское, – мы погрузились в некогда номенклатурную машину и начали круиз.

Надо сказать, что сокольнические дачи давно стали частью Москвы, но Володя Сафронов сидел за штурмана рядом с Жорой, и мы доехали, не блуждая по лесным аллеям.

Бывшая дача, а ныне личный городской дом был огорожен штакетником. Перед домом стояла украшенная всякой ерундой елка. Из распахнутого окна доносилось нестройное пение:

На диване, эх, да на диване!

Мы лежим, художники!

Когда мы вошли в калитку, из окна вылетели две пустые бутылки и тарелка с закуской.

– Вроде бы холодец выкинули, – печально сказал Валера Осипов.

Нас встретила хозяйка. И мы поняли, почему Володя Сафронов так стремился попасть в этот дом.

Марина приняла нас очень приветливо, что нельзя было сказать о ее гостях. Художники начали провожать старый год аж тридцатого числа, поэтому были тяжело и мрачно пьяны. Я никогда не видел столько лохматых бород и выношенных свитеров, собравшихся в одном месте.