Восточная стратегия. Офицерский гамбит - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Бадрак cтр.№ 4

Алексей Сергеевич, перелистывая по утрам столичные таблоиды, часто мимолетом вспоминал инструкции, дивясь талантам кремлевских провидцев предвидеть ситуацию. Или, может быть, моделировать, программировать? Он пока не мог дать полноценный ответ на этот вопрос. Но с каждым днем становилось ясно, что сигнал действовать поступит со дня на день. Солнечный и беспечный, Киев уже созрел, чтобы стать его милым, притягательным пленником. Только одна мысль, спорадически всплывая, вызывала его досаду: в блистательном, но черством Париже с его претенциозными французами он хорошо знал, против кого он борется; в дымчато-сладком Киеве он не мог привыкнуть к необходимости столь глубокой инверсии. Профессионально следя за текущими событиями, Артеменко знал: вот-вот начнутся нехорошие перемены, рычание, озлобление, плевки, а ему так не хотелось думать об этом. Трафареты врагов на родине, пусть и бывшей, все-таки выходили нелепыми. Артеменко нередко размышлял об этом, наблюдая в сквере напротив сочно-красного университета за беспокойными и взъерошенными студентами, пытающимися поймать жизнь за узду. Он слушал непривычную украинскую речь и удивлялся: люди так быстро перестроились, так резво говорят на языке предков, как будто так было всегда. А ведь сам он, с детства используя для общения исключительно русский, даже не представлял, что украинским так естественно пользуется столь много людей. Он ясно видел, что даже сейчас Россия и Украина живут двумя разными, непересекающимися жизнями, как будто и не было той многовековой дружбы, о которой так шикарно, с пафосом было написано в школьных учебниках почившей эпохи. Два государства порой казались ему птицами, живущими на разных высотах. А иногда рыбами, обитающими на разных глубинах. А что будет, когда сменятся три поколения?! Невообразимо! Потому он принимал нынешние расхождения за нелепость. Недопустимое, странным образом случившееся отклонение, которое следует устранить. Он хотел видеть себя со стороны автомехаником, который будет отлаживать автомобиль с вмонтированной инородной системой. Но это удавалось не всегда. Убеждение самого себя, явление какой-то новой для сознания, тлетворной суггестии временами позволяло принять в сердце необходимость работы тут, а временами отказывалось. Возникали странные, непостижимые образы, съедающие его аргументы, с которыми постоянно приходилось бороться при помощи иных аргументов – шлагбаумов из полученных инструкций. Его отправили в качестве опытного лоцмана корректировать курс Украины, таинственным образом затерявшегося в тумане корабля, движущегося с неисправными приборами совсем не в том направлении. Хотя, по правде говоря, у него давно не было абсолютной убежденности, что и сама Россия движется правильным курсом, – уж слишком все было запутано даже для него, весьма осведомленного и компетентного спецслужбиста.

А что ж говорить о жителях какой-нибудь глубинки? После короткой поездки в Умань к матери, нескольких беглых бесед со старыми знакомыми, просто внимательных взглядов на блеклую, лишенную ярких мазков, а кое-где и откровенно слезливую картину провинциальной жизни, в голове Артеменко зрела сложная дифференциация происходящего. Она частенько подталкивала его к провокационной мысли, что результаты кремлевского воздействия принесут тут больше пользы, чем вреда… Мысль эта была туманной, нечетко оформленной, но зато она стимулировалась постоянными электрическими разрядами в виде распоряжений и задач от Центра. И Алексей Сергеевич пытался смотреть на Украину глазами генерала Лимаревского, а осязать руками выдающего инструкции неутомимого Виктора Евгеньевича. В самом деле, все, что было за пределами Москвы там и за пределами Киева тут, виделось ему одинаково козловатыми, горемычными суррогатами жизни, пусть и совершенно несхожими друг с другом. Впрочем, схожести имелись. И тут и там до беспамятства пили, живя в своем очень тесном законсервированном мирке. Как отдельные семейства подслеповатых кротов, контактирующие, в лучшем случае, с соседними семействами. К концу апреля наэлектри-зованность стала возрастать, и Алексей Сергеевич мимо воли ощутил привычное напряжение надвигающегося действия. Как в театре, только он был среди актеров – то тенью одного, то тенью другого. Вот-вот он получит первое представление о своей новой миссии, хотя порой он и содрогался от боязни спутать Божье благословение с впрыскиванием в вену наркотического зелья…

2

…Наконец пришло конкретное задание Центра. Пребывание в старом, наполненном уморительными миражами кино закончилось так же внезапно, как и началось…

В Пуще-Водице была запланирована одна из тех особенно важных встреч, ради которых он, собственно, и находился в Киеве. «День, который кормит год», – бросил ему в аэропорту Виктор Евгеньевич перед тяжеловесным рукопожатием. Обычно тихий, приглушенный голос куратора на этот раз причудливой вибрацией раздвинул и заслонил характерный шум порта. Еще бы, подумал Алексей Сергеевич, сомнений нет. Впервые с начала проекта его выдернули в Москву столь резким рывком, и впервые на один день. Намечалась нерядовая встреча с руководством одной украинской политической силы, когда-то поднявшейся в заоблачные выси украинской политики, а ныне ослабевшей, пролетевшей мимо парламента и оттого готовой на очень многое ради возвращения хотя бы части былого влияния. Насчет людей, с которыми ему предстояло говорить, Алексей Сергеевич получил исчерпывающие инструкции, успел ознакомиться с несколькими стопками секретных донесений и даже просмотреть около десятка дисков с видеоматериалами о некоторых подробностях общественно-политической и частной жизни этих определенно известных в стране людей. Домой заскочить он даже не подумал и, только расставшись с Виктором Евгеньевичем, в вакууме между ожиданием посадки в самолет и взлетом ощутил неприятное и навязчивое жжение, переросшее в тягучее желание позвонить Але, сообщить, что он в Москве, и просто поговорить о неважных мелочах. Но, взяв свой сотовый, он вдруг передумал. Его мозг уже основательно перестроился на конкретную задачу, и Алексей Сергеевич теперь опасался искусственным переключением сбить эту настройку.

К моменту встречи полковник Артеменко ехал к людям, которых уже отменно знал, включая их смены настроений, склонности, привязанности – ну, в общем, все, что необходимо для выполнения задачи. Он отметил про себя безукоризненную сосредоточенность на предстоящих переговорах. Забитый автомобильными пробками город медленно плыл мимо его сознания в тонированном стекле, и он лишь машинально отмечал свое местонахождение. Только в одном месте, увидев на большом рекламном щите изображение крупным планом нового политика в национальной вышиванке, Алексей Сергеевич будто бы очнулся от своего транса. Это широкое мясистое лицо, очень похожее на характерный облик одного поющего на сцене университетского ректора, беззастенчиво зазывало в новую партию. Артеменко отметил про себя: ну и наплодилось же тут партий и кандидатов в лидеры. Один бездарнее другого. Винченко… Так, кто такой этот Винченко? Ах да, вспомнил. Ну как же, был министром, обыкновенная серая, примитивная личность, отягощенная шлейфом темных делишек… Разве можно народ считать проснувшимся от спячки, если такие полипы все еще собираются делать политику?! Уж лучше «Путинский призыв», и все строем, без возможности отклониться от маршрута, делать новую империю…

Ладно, ввяжемся в бой, а дальше посмотрим, подумал он про себя, когда хлопнула дверца оставляемой им машины; в отражении слегка запыленного автомобильного стекла он увидел статного, по-военному подтянутого мужчину в добротном костюме, украшенном модным галстуком. Глаза этого мужчины показались полковнику Артеменко зоркими и проницательными. Как и было оговорено, он оставил свою машину на стоянке на Львовской площади, где его ожидало ранее вызванное им же такси. Оно и доставило миссионера к людному месту неподалеку Бессарабского рынка, где, щедро расплатившись с водителем, он еще посидел некоторое время в салоне такси, пока не подъехал черный, как лесной ворон, большой японский автомобиль с затемненными стеклами и вызывающе блестящими поверхностями литых дисков. Он с мягкой ловкостью приостановился на подъеме бульвара, носящего имя великого Кобзаря, в том самом месте, где частенько ловкие гаишники ловят неискушенных столичных водителей, и Алексей Сергеевич тотчас покинул салон такси и переместился на заднее сидение джипа.