Восточная стратегия. Офицерский гамбит - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Бадрак cтр.№ 135

Артеменко решился возразить директору, но не для того, чтобы не соглашаться с ним во всем, а чтобы разобраться в ситуации. Бурченко, с его пониманием нюансов жизни крупной промышленности, казался ему ценным носителем идей.

– Но ведь Турция, которая пошла таким путем, прекрасно развила свой промышленный сектор за счет Соединенных Штатов и Европы. Польша нынче встала на этот путь…

Бурченко резко перебил его, все чаще употребляя те привычные фразы, которыми начальники разговаривают с подчиненными.

– Вы не путайте что-то с пальцем. Турция никогда не имела своей оборонной промышленности, и для нее это выход. Польша тоже если что и выпускала, то по советским калькам. И то, что поляки сегодня собирают вертолеты американского производства, вовсе не успех еще. Успех, когда страна сама умеет разрабатывать и производить сложную технику. Если бы мне американцы предложили собирать тут их вертолет, я бы им в лицо плюнул! Американцы вообще заинтересованы всю украинскую оборонку уничтожить, так для них меньше головной боли будет. Знаете, с каким наслаждением они выкорчевывали бы тут все ракетное производство.

– А если бы россияне предложили?

Лицо Бурченко смягчилось.

– С Россией разговор проще. Мы, промышленники, выросли из одного корня. Но не это, конечно, главное. Важно, чтобы техника получилась с украинской пропиской – «Made in Ukraine». А для этого надо, чтобы ключевые технологии были переданы сюда, тогда можно говорить о выгодном совместном производстве. Ну возьмите хоть упомянутый вами вертолет, который Украине нужен и которого у Украины нет. Есть критические технологии – ротор, например. Пусть передадут производство, и мы будем вертолет по российской лицензии производить. Ротор мы не сделаем сами – это как с моими агрегатами, только с точностью до наоборот. И то, что ваши коллеги пытаются навязать мне какие-то условия, так я на это плевать хотел! Имею право и имею силы для этого! Я вашим друзьям в Москве говорю: агрегат мой сами не сделаете, потому что технологии у нас более современные. Или будете сотрудничать, или потратите лишних пять-семь лет на освоение производства. Да еще не факт, что не украдут, ведь контроль-то советский.

Бурченко вкладывал в слова «коллеги» и «друзья» особенно негативный смысл – в нем все больше прорывалось наружу накопившееся за время многих переговоров раздражение, которое он, вероятно, не мог выплеснуть в лицо директорам российских заводов, зато легко выкладывал перед беззащитным Алексеем Сергеевичем. Артеменко стоически улыбался. Но все же задумался. Опять в нем одна половина мозга думала о России, а вторая – об Украине. Выходит, никто не заинтересован в этой стране. Никто тут, кроме самих украинцев, ничего не сделает. Где же вы, настоящие хохлы, хозяева? Или только очаги жизни тут останутся, где обитают вот такие твердолобые, упорные бурченки?

Когда же они заговорили о перспективах украинских выборов, то словоохотливый промышленник удивил разведчика еще больше.

– Лично мне – практически все равно. Я договорюсь с любой властью, потому что я приношу в казну твердые доллары, и при этом честно, хотя и не без хитрости, развиваю сектор технологий. А то, что они сами меняют свои политические ориентации, так это меня мало заботит. Да возьмите хоть нашу Юлию Тимошенко. Это раньше о ней говорили, что она стремится к положению европейской принцессы, а не русской княжны. Сегодня она уже готова к большой дружбе с Путиным, ничуть не меньше, чем готов Янукович. Но я уверен, что Путин с Медведевым не кладут яйца в одну корзину, хорошо помнят провал 2004 года. Впрочем, и правильно делают. Так легче застраховаться от майданов.

– А что вы думаете по поводу ухудшения отношений Украины и России?

– Это все – искусственные страсти. Люди, поверьте мне, никогда бы не стали враждовать, если бы Путин не стал раздувать огонь неприязни и ненависти. Да у меня жена – русская, из Саратова. Ну на фига мне эта вражда?! Мы дома ужинаем, диву даемся, до какой глупости докатились с этими взаимными упреками. Ничего, после президентских выборов будет этап нового сближения, потом опять охлаждения и так далее. Причина тоже проста – она кроется в нашей непоследовательности. Вот, смотрите, одни нагнетают обстановку, рассказывают о вероятности войны. Другие, наоборот, слепо верят в славянское братство. И то, и другое – глупости. Но украинцу надо держать ухо востро.

Слушая этого немолодого человека, который казался Артеменко мудрым реалистом, он вспомнил московские расклады перспектив украинской оборонной промышленности. Крупными высокотехнологическими производствами, типа самолетостроения или сложного двигателестроения, следовало завладеть в течение ближайших трех-четырех лет, не теряя инерции победы. Если где-то не будет удаваться, как с этим несговорчивым Бурченко, – расчленить производства, например отделив конструкторские бюро от серийных предприятий. Одно без другого станет бесполезным, начнет погибать. Заставить вообще таких директоров жить по формуле: «Или отдать контроль Москве, или лишиться возможности развиваться». Подключить для этого весь диапазон рычагов – от предложения выгодных заказов до полного отказа от закупок продукции и поставок комплектующих. Такого, по расчетам умельцев в Белокаменной, даже Бурченко не выдержит, прибежит, как миленький. Еще ряд предприятий, что представляют угрозу как конкуренты, будут банкротиться и уничтожаться, – благо, капиталы в России имеются. Имеются давно осевшие в Украине финансовые мешки, готовые подработать на себя и на царя. Имеются давно пригретые банки с необъятными средствами. Алексей Сергеевич вспомнил, как один банкир рассказывал ему о том, как посадили на крючок целый авиационный завод благодаря негодяю-директору, который под один и тот же самолет получил кредиты несколько раз. А банкиры благоразумно делали вид, что не замечают вручную перебитых номеров на фюзеляже… Хохлы бывают разные… Ну, а мелочовка – заводики, институтики – кто выживет, тот выживет. Алексей Сергеевич поморщился, подумав вдруг, что ведь и ему могут тут продлить его командировку – с целью закрепления победы. «Невыносимо! Как это невыносимо!» – подумал он, с тоской глядя на советского директора, лицо и поза которого в спокойном состоянии могли бы служить образцом невозмутимости. «Сказать ему, что если он не согласится на стратегическую сделку с россиянами, ему конструкторского бюро не видать и заказов его лишат, а новые агрегаты передадут для внедрения в серийное производство прямо на российские предприятия. Его выдающееся производство – если только он опять будет артачиться – будет рассечено и постепенно попадет под полный контроль России. А с ним и сам Бурченко станет никем». Но Артеменко подумал и ничего не сказал. Этот, пожалуй, выкрутится или договорится. Или пусть ему скажут другие… Как же это все надоело!

Они говорили еще о многом, проведя в беседе вместо запланированных двух часов целых три. Прямо на заводе, в отдельном зале Бурченко распорядился накрыть стол, пригласил в собеседники еще двух человек, вероятно заместителей, и часть разговора, непринужденного и спокойного, прошла уже за обедом. Этот человек-хозяин казался Алексею Сергеевичу нетипичным украинцем. Он много и раскрепощенно говорил, совсем как россиянин времен Горбачева или Ельцина. Но то были разговоры на общие, занимающие всех темы. Как только в разговоре что-то касалось шероховатой поверхности бизнеса, Артеменко тотчас натыкался на гранитную стену. Бурченко – он это чувствовал – был реальной влиятельной фигурой в украинском истеблишменте, но не кичился, не тужился, как многие другие, лишний раз показать свое могущество, а напротив, старался расположить всех внешней простотой, почти спартанской обстановкой абсолютно нероскошных заводских апартаментов и радушием, а также тем, что позволял быть с ним на равных. Эта аскетическая обстановка удивляла Артеменко, который хорошо был осведомлен, какую партию и в каких объемах финансирует этот хитрый промышленный небожитель. Из всего, что придавало шарм обстановке, Артеменко мог бы выделить разве что оригинальную бронзовую статуэтку охотника с собакой: у самого охотника вместо глаз были ружейные стволы, а у собаки вместо туловища – пушка времен Кутузова, стреляющая ядрами. Увидев, как Алексей Сергеевич несколько раз восхищенно оглядел скульптуру, Бурченко расплылся в самодовольной, подчеркивающей его значимость улыбке и пояснил: