Максим кивнул. Он все понял. Лукомор предлагал им провести допрос в помещении для приватного танца. Стриптизеров подадут туда.
Глава 9
Стриптизер танцует для женщин, а допросить его может и мужчина. Максим только рад был бы поскорей встретиться с Бэтменом, но его с ходу найти не удалось. Зато Красная Шапочка отыскалась почти сразу. С ней майор и уединился в помещении для приватного танца.
Он ожидал увидеть легковесную, расфуфыренную особу в короткой латексной юбке и в туфлях на высокой стеклянной подошве, но в комнату вошла миловидная девушка в закрытом светло-сером платье средней длины. Босоножки на ней обычные, даже без высокого плетения, какое предпочитают жрицы разврата. Прямые светлые волосы аккуратно убраны назад и стянуты резинкой на затылке. Минимум косметики.
Лицо у Маши Яковлевой симпатичное, даже одухотворенное. Глаза красивые, выразительные, смотрят умно, осмысленно.
Полная высокая грудь, тонкая талия, не широкие, но развитые бедра, длинные стройные ноги. Такой вот отменный природный капитал.
– Мне сказали, что я должна перед вами станцевать, – проговорила Маша, с пытливым прищуром глядя на Максима.
– Так в чем же дело?
– Я подумала, что это шутка.
– Почему вы так подумали?
– Я знаю, когда Рома шутит. – Она смотрела на Максима так, как будто хотела его прочитать.
Видимо, ей не сказали, что с ней хочет пообщаться человек из полиции. Видимо, какой-то там Рома решил приколоться над ней. Но, возможно, не на ту нарвался.
Хорошо, что ей не сказали, кто ею интересуется. Максим просил ничего не говорить ни Яковлевой, ни Рогушину. А могли сказать и быстренько допросить девушку, чтобы ввести Лукомора в курс дела.
– Вы не готовы смотреть танец. Кто вы?
– А вы угадайте.
– Угадывают в «Поле чудес». По буквам и целиком. Вы из полиции?
– Почему вы так подумали?
– Да вот подумала. Сейчас вы спросите, что я такого натворила. Я не знаю, что вам сказать. Не было ничего такого.
Ее взгляд и мимика выражали тревогу, замешательство, но Маша пыталась успокоить себя четкой констатацией фактов. Ничего противозаконного она не совершала, и не в чем ее уличить. Если что-то вдруг и предъявят, то это оговор.
– Что вы делали вечером двенадцатого июня?
– Двенадцатого июня? Праздник был, День России, кажется. К выходу готовилась, но мне велели ехать в Семьяновку. Вызов поступил. Значит, вы все-таки из полиции? – всполошенно спросила девушка.
– Нашли повод так думать? – Максим усмехнулся.
Он был почти уверен в том, что прочитал Машу. Похоже, она сама видела тогда какую-то крамолу, которая могла прижать ее к стенке.
– Я не знаю. Юра сказал, что там все было по взаимному согласию.
– Что было?
– Он с домработницей в ее комнате закрылся.
– С домработницей?
– Я так и не поняла, с кем имею дело! – Маша нахмурилась.
Всем своим видом она просила не держать ее за дурочку.
– Майор Одинцов, начальник уголовного розыска. Вы хотели что-то сказать?
– Если вы хотите, чтобы я… – начала Маша, запнулась, взяла себя в руки, сосредоточилась и четко спросила: – В чем вы обвиняете Юру?
– А почему вы думаете, что его? Может, вас?
– Меня? – возмущенно проговорила девушка. – Я в этом не участвовала. Да и не могла я!..
– Что не могли?
– Так, спокойно! – Маша вытянула руки, растопырила пальцы с ярким маникюром.
Максиму нравилась ее манера поведения, эта серьезность, смешанная с наивностью.
– Если вы меня обвиняете, скажите, в чем.
– Я вас не обвиняю и пока даже не подозреваю.
– Тогда скажите, что произошло.
– Значит, говорите, Юрий Рогушин закрылся в комнате с домработницей?
– Я спрашиваю, что произошло? – Маша сурово нахмурила брови.
Одинцов мог сказать, в чем он подозревает ее и Рогушина, но ему хотелось знать, что произошло в комнате у Риты. Без оперативной хитрости здесь, похоже, не обойтись. Тем более что Маша сама навела его на эту мысль.
– Маргарита Минич, домработница, о которой вы говорите, подала заявление.
– По поводу?.. – строго спросила девушка.
– По поводу изнасилования.
– Понятно.
– Что вы можете сказать об этому?
– Маргарита была не против. Это я вам точно скажу. Даже более того, она сама спровоцировала ситуацию. Но у женщин противоречивая натура. Маргарита могла и расхотеть, а Юра, как всякий мужчина, мог пойти напролом. Но Маргарита не выглядела расстроенной. Не берусь утверждать, но мне кажется, ей понравилось. Да и расплатилась она сполна.
– С кем расплатилась, с Рогушиным?
– С нами.
– Значит, вы тоже участвовали?
– Да, конечно. Нас заказали в паре, сумма вознаграждения была оговорена заранее.
– За номер?
– Ну да. Но хозяйка дома ушла к себе в комнату и заснула. Домработница сказала, что деньги есть, сходила за ними в кабинет, который на втором этаже.
– Когда? До Рогушина или после?
– После. Они еще там задержались.
– Значит, Рогушин ходил туда вместе с ней?
– Да.
– И что они там делали?
– Я же говорю, за деньгами ходили. Маргарита расплатилась, проводила нас. Вот и все.
– И долго они в кабинете находились?
– Полчаса, может, больше. Даже не знаю, чем они там занимались. Я их не торопила. В клуб возвращаться не хотела, настроения не было. А там стол, коньяк хороший. Сидела спокойно, телевизор смотрела. Никто не трогает, а время уже оплачено.
– Значит, они там, в кабинете, а вы телевизор под коньячок смотрели?
– А это преступление?
– Нет. А хозяйка?..
– Хозяйка спала.
– И что, ни разу не выходила?
– Ни разу. Как убитая спала.
– А гости?
– Были, но сразу ушли. Мы только-только работать начали.
– Значит, Юра с Маргаритой в кабинете пропадали?
О том, чем Рогушин занимался там с горничной, Максим хотел узнать от него самого. Такой случай скоро представился.
Допустим, человек занимается боксом. Но не должен ходить, выставив руки для обороны и атаки. Лыжник в обычной жизни не отталкивается от земли невидимыми палками.
Маша это понимала, поэтому не выставляла свою профессию напоказ. Она не стреляла томными глазками, не выпячивала губки, не виляла бедрами.