Итак, ковчег, найденный в Маалюле, до сих пор хранился в собраниях египетского хедива – на этот счет у матери Апраксии были точные сведения. Монахини Святой Феклы, как оказалось, все это время не упускали загадочного артефакта из виду, хотя и не сделали ни единой попытки его заполучить. Объяснять это настоятельница отказалась, как и поделиться переводом документа. Олег Иванович так и не понял, зачем она ему поведала эту историю, – тут предстояло еще разбираться и разбираться.
А пока – под копыта стелилась до звона высушенная безжалостным солнцем земля Сирии. Спасибо Антипу – в день удавалось проходить по полста верст, не загоняя лошадей. До Дейр-эз-Зора оставалось каких-нибудь два дня пути, и Олег Иванович с удовольствием почувствовал, что наконец-то вошел во вкус путешествия. Ваня ловко сидел в седле (хотя Антип и продолжал бурчать насчет собаки на заборе), а вечером, на биваке (тоже словечко отставного кавалериста) брал у старого улана уроки обращения с саблей. Не владея высоким искусством фехтования, Антип чрезвычайно ловко крутил клинком замысловатые курбеты. Он, правда, ругал арабские сабли за «неухватистость» (за неимением шашек Олег Иванович еще в Маалюле расщедрился на два драгоценных дамасских клинка), но это не мешало ему плести вокруг себя мерцающую паутину крутящейся стали. Ваня смотрел, завидовал – и пытался подражать; Олег Иванович всерьез опасался, как бы сын не отхватил себе уха. А бывший улан знай посмеивался да приговаривал: «Пущай барчук навострится, солдатская наука – она завсегда в жизни пользительная».
Глава 2
В ушах звенело. Глаза были залиты чем-то теплым, липким; в щеку впился острый предмет. На ноги ощутимо давило, будто на них уселся слон. Николка вытянул из-под себя руку, уперся в пол и попытался перевернуться на бок – не вышло: мешала сидящая на ногах ушастая серая скотина. Тогда мальчик, дотянувшись до лица, стал протирать глаза.
Получилось! Мальчик принялся озираться вокруг. Комната тонула в белесой пыли. Прямо перед носом Николки валялся стул без спинки – то есть спинка-то была, но висела она на обрывке обивочной ткани. Расколотая деревяшка топорщилась длинными, острыми щепками. Повозившись, Николка все же сумел-таки перекатиться на бок – и увидел, что придавивший его ноги слон был на самом деле бароном Корфом. Отставной ротмистр лежал навзничь, навалившись своим крупным телом на ступни гимназиста, – да так, что Николка перестал их чувствовать.
«Убит!» – ахнул мальчик и задергался, пытаясь освободиться. После первых рывков барон зашевелился, застонал и непечатно выругался. У мальчика отлегло от сердца.
– Барон, мон шер, здесь, в конце концов, дамы и дети! Возьмите себя в руки…
– Подите вы к черту, Серж! – ответствовал барон. – Мало того что вы втравили меня в историю, ни слова не сказав о том, ради чего, собственно, затеян весь этот декаданс, – так теперь мне еще и с домовладельцем объясняться насчет побитых горшков! Да что же это за напасть такая…
Барон попытался встать, и Николка взвыл от боли – Корф всем весом налег ему на правую ступню. Ноги, впрочем, освободились; мальчик сумел подняться. Его тут же подхватили сзади – и усадили на канапе. Это оказался Яша; Николка принялся ожесточенно тереть глаза, очищая их от липкой гадости, – и, оторвав от лица руку, испуганно вскрикнул: ладонь была вся в крови.
– Что вы там застряли? Он же уходит, сволочь! Барон, не стойте столбом, делайте что-нибудь!
Громкий крик Ольги – и когда она успела выскочить из комнаты? – вывел мужчин из ступора. Корф метнулся к дверям; за ним, вытаскивая на бегу револьвер, кинулся Никонов. Николка хотел вскочить и бежать, но пол коварно ушел из-под ног, и Яков едва успел подхватить падающего мальчика.
– Постойте, паныч, без вас обойдутся. Вон вы весь в юшке, держите… – И Яша принялся совать в руку мальчику скомканный платок.
Николка машинально взял – и принялся утираться. Кровь из ранки на лбу уже не текла; перемазав платок, Николка запихал его в карман, озирая разгромленную комнату. Корф нисколько не преувеличил. Из мебели уцелело только канапе; стулья были переломаны в щепки, а створка двери, ведущей в комнату, где недавно томились пленники, висела на одной петле. Шифоньер валялся на боку и весело скалился острыми зубьями разбитого зеркала.
Яша, проследив взгляд гимназиста, кинулся в соседнюю комнату – и тут же выскочил назад. Глаза у него были безумными; сделав шаг, Яша схватился за покосившуюся створку, согнулся вдвое – и его вырвало прямо на устилающие пол осколки.
– Не надо… хр… кх… не ходите туда, пан Никол… Не надо вам это видеть… – Увидав, что мальчик его не слушает, Яша с трудом разогнулся и заступил дорогу. Руки его дрожали.
– Их… бомбой… по стенам… прямо на куски! А тот, который такой здоровый, – вовсе без головы. И все в кровище, даже потолок…
Грохоча сапожищами, в комнату влетел Порфирьич. В его руке плясал здоровенный револьвер системы «Смит-и-Вессон». Денщик дико озирался.
– А барон-то… как есть уехали! В экипаж барышню закинули, сами с господином лейтенантом сели – и ка-а-ак припустят! А меня не дождалися… и весь дом разнесли, черти веревочные…
Порфирьич не стал упоминать, какими язвительными фразами обменялись Ольга с бароном, – девушка категорически требовала взять ее с собой и добилась своего! Обозленный до последней крайности барон кулем закинул Ольгу в карету и вслед за лейтенантом взлетел на козлы.
Николка, несмотря на весь ужас происходящего, ухмыльнулся: непонятно, из-за чего Порфирьич больше убивается, – из-за разгромленного жилья или из-за того, что Корф с Никоновым обошлись в опасном деле без него.
Опять забухали сапоги, залились трели полицейского свистка. Порфирьич с досадой плюнул на засыпанный стеклом и штукатуркой пол:
– Ну вот, подоспели, шлындры… нет чтоб скубентов с бонбами ловить, когда они их в окна к приличным людям бросают! Так нет, небось шляются по трактирам, а как рвануло – на тебе, пожалуйста, свистять как оглашенные! Вы посидите пока туточки, панычи, неча вам с ними беседовать, я уж сам… – И Порфирьич, засунув за пояс револьвер, затопал навстречу свисткам.
Яша враз обмяк, плюхнулся боком на канапе и зашарил по карманам. Николка собрался было отдать платок, но вспомнив, что тот перемазан кровью, поглубже запихнул его в карман.
– Вон оно как, пан Никол… – выдавил из себя Яков. – Вон оно как вышло… бомбой…
– А это, значит, тот, со шляпной картонкой? Которого мы у нашего дома выследили?
– Он и есть, – кивнул Яша. – Я сразу понял, что дело нечисто. Увидел, как он картонку эту носит, – сразу докумекал, что там бомба.
– Так что же ты не сказал господину барону или Сергей Алексеичу? – возмутился Николка. – Они бы что-нибудь придумали! А теперь вот…
Яша сокрушенно махнул рукой:
– Виноват, чего уж теперь, пан Никол… думал, померещилось, да и не с руки было к господам офицерам лезть с советами. Одна надежда, что они этого шлемазла догонят и изловят.