— А я ему говорю: мол, опоздали, мужчина. Мне незадолго до вас министр Нургалиев уже сделал предложение — заняться йогой и бальными танцами. Так что — приходите вчера, а сегодня у меня нет времени ваших водных велосипедистов по рекам и каналам отлавливать.
— Хм… Ты, конечно, сам решай, Серёжа. Но я тебе так скажу: в подобной ситуации все-таки лучше бы этих фулиганов речных нам первыми сыскать. Иначе…
— Иначе что?
— Если их раньше отыщут «магистральные» парни, нельзя исключать, что в какой-то момент образуются два нехороших «глухарька» — либо тупо убойных, либо без вести павших. И хорошо если на чужой земле. А ну как на нашей?
— Да ладно жути-то нагонять, — усомнился в недобрых пророчествах коллеги Кравчук. — Сейчас, слава богу, не те времена.
— Времена, согласен, не те. А вот люди… Я ведь тебе, Серый, не приказываю/навязываю, а всего лишь дружески советую. Потому как «Магистраль» — это Витька Брюнет. А Витька Брюнет…
— И чего Витька?
— А Витька таких шуточек в свой адрес не прощает и не спускает. Даром что с некоторых пор весь из себя типа законопослушный бизнесмен, туда-сюда вхожий. Да что я тебе рассказываю? Возьми на досуге книжицу константиновскую полистай.
— Это тот, который дюдюктивы пописывает?
— Он самый. Только ты не художественно-вымышленную, а документальную почитай. «Бандитский Петербург» называется. Там как раз Витьке Брюнету специальная глава отведена, в стилистике «жизни замечательных людей» писанная… Ладно, океаны и хулиганы — это всё безумно интересно, но ведь есть ещё и бараны. — Шалимов посмотрел на часы. — Думаю, что пора бы уже нашему юному юбиляру и оклематься.
Гена сел за свободный стол, пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер справочного:
— День добрый… В Боткинскую я правильно попал? В смысле… Не я попал… тьфу-тьфу-тьфу, а… Ага… Старший оперуполномоченный Шалимов беспокоит, из 71-го отдела… Ну как там наш пациент?.. Да-да, Пегов. Именно этой масти… Прекрасно. То есть можно забирать?.. Благодарю покорно. А вы не могли бы попросить к трубке нашего товарища? Он там где-то рядышком ошива… хм… стережет… Конечно-конечно, я повисю… в смысле — подожду…
* * *
Гордеев покинул отдел полиции подавленный и злой. Красноречивое выражение морды лица его в эту минуту буквально просилось на холст маслом: «Крови нет — менты попили».
А зол был Кирилл большею частию на себя, нежели на ментов. С этих как раз взятки гладки. Мусора — они и есть мусора. Но вот то, что он по своей воле сунулся в самое пекло, да еще и, подрастерявшись, походя, сдал все пароли-явки, — то был не просто косяк, а самый натуральный КОСЯЧИЩЕ. Второй подряд. Хреновая, честно говоря, стабильность, отнюдь не свидетельствующая о признаке мастерства. Потому — как бы при такой «стабильности» не заполучить в итоге «косяк зоновский».
[20]
Разумеется, винить в происходящем следовало только себя.
Следовало — но не хотелось.
Так что сейчас Кирилл мысленно костерил Бажанова с его идиотской затеей, на которую он, Гордей, изначально подписался с крайней неохотой. Ибо на собственной шкуре успел прочувствовать, что шутки с Брюнетом — чреваты. Прочувствовал, однако «шутканул» снова. А в итоге…
«Идиот! Боже, какой идиот! Купился, как ребенок, как самый распоследний фраер!» — матерился про себя и вокруг себя Кирилл, а в мозгу меж тем угодливо всплыла картинка с самодельным плакатиком, кнопочками пришпиленная в кабинете замначальника родного местечкового полицейского отдела майора Митрохина:
«ЗДЕСЬ НИЧЕГО НЕ ВЫДАЁТСЯ! ТОЛЬКО ДОДАЁТСЯ!»
Э-эх! И почему она не «всплыла» хотя бы полчаса назад?!!!
* * *
В начале восьмого во двор Асеевых вкатила служебная «магистральная» «фронтера». Отдав распоряжения Коле-Ване: «Кури пока, минут через десять обратно поедем», — Петрухин выбрался с первой парты и направился к родному «фердинанду», выставленному строго напротив подъезда, в котором проживало немногочисленное семейство потерпевшей.
Он толкнул в сторону тяжелую салонную дверь микроавтобуса и удивленно присвистнул: внушительные запасы питьевой воды, два пакета со жратвой, миниатюрный DVD-проигрыватель со стопочкой компакт-дисков, заботливо припасенные две пустые бутылки с широким горлышком
[21]
— похоже, мобильный наблюдательный пункт был развернут с прицелом на затянувшееся осадное положение.
— Ты чего, на всю ночь решил остаться? — забираясь внутрь, с легкой усмешкой поинтересовался Петрухин у возлежавшего в шезлонге напарника.
— Я обещал Яне, что с ее близкими ничего не случится, — очень серьезно откомментировал усмешку Купцов.
— На фига самому-то сидеть? У нас в штате цельный взвод охранников?
— Я распорядился, чтобы штатные с утра выставились. А этой ночью лучше сам посижу, так мне спокойнее будет.
— Ну-ну… Думаешь, по выходе Яны из больнички зачтется? — Леонид метнул в приятеля негодующий взгляд, и Петрухин, дурачась, начал истово креститься. — Все-все, молчу! Чур меня! Сказал глупость, был как всегда неправ… Кстати, ты так и не сказал: в какую больницу ее отволокли?
— ВМА, военно-полевая хирургия.
— Ммм… Однако, тесен мир.
— В каком смысле?
— Да это я так… О своем… Ну что, дружище, «думали свежи, а это всё те же»?
— То есть?
— Похоже, версия твоей Яночки касательно «тарасовских» подтверждается.
— Моей?
— Хорошо, пусть будет нашей. Общей Яночки, — снисходительно согласился Петрухин. — К слову, о чем-то подобном я догадывался уже после утреннего посещения «Океана».
— И на чем зиждилась подобная прозорливость? — ревниво поинтересовался Леонид.
— Чего-чего делала моя прозорливость?.. А, ладно, не суть. Короче, помнишь, перед тем как граната взорвалась, эти уроды с воды в салон сперва какой-то предмет зашвырнули? Он еще аккурат на столик приземлился?
— Что-то такое влетело, да. То ли серебристого, то ли стального цвета, — подтвердил Купцов. — Правда, я так и не успел толком разглядеть.
— Я тоже. А вот утром выяснил: то была пачка сливочного масла.
— ?!!!
— Я говорю: стандартная магазинная упаковка в твердой фольге.