Вдоль берега бухты протянулись украшенные башенками и шпилями дома. Из книг герцогу было известно, что город строился при князе Воронцове, когда тот был назначен генерал-губернатором Новороссии и Бессарабии. Именно благодаря Воронцову расцвела и сама Одесса, и ее окрестности.
Герцогу было интересно увидеть воочию город, о котором он читал в книгах, однако ему было трудно думать о чем-либо другом, кроме своей любви к Анне.
По сиянию ее глаз герцог догадывался, что она взволнована, а по тому, как она взяла его за руку, понял, что Анна хочет что-то рассказать ему.
Этот едва заметный жест поразил герцога, к которому до недавнего времени Анна относилась совершенно бесстрастно.
Он крепко сжал ее пальцы в своей ладони, чувствуя, что все, что говорит или делает Анна, доставляет ему радость, от этого он чувствует себя счастливым и по-мужски уверенным в себе, как никогда прежде.
Герцог понимал, что ему предстоит научить Анну еще очень многому, в том числе и в искусстве любви. Сейчас она была похожа на бутон, который только-только начинает распускаться в лучах ласкового солнца.
Сознание того, что это он стал для нее солнцем, наполняло герцога гордостью, но при этом он чувствовал неведомый ему прежде восторг.
— Я люблю тебя! Я обожаю тебя! — сотни раз повторял он.
Но эти слова даже в малой степени не были способны передать силу и глубину любви, которая росла с каждой проведенной им рядом с Анной минутой.
С яхты спустили трап, и герцог увидел одного из своих курьеров, который спешил по причалу им навстречу. Герцог приказал ему достать для них с Анной тройку, и спустя несколько минут она подкатила к причалу.
Разукрашенная резная карета действительно была запряжена тремя лошадьми.
На козлах сидел длинноволосый усатый и бородатый ямщик. Он сорвал со своей головы картуз и жестом пригласил господ занять места в экипаже. Анна по-русски сказала ему, куда они хотят отправиться.
Анна не стала переводить герцогу то, что она приказала ямщику, но, когда лошади рванули вперед, положила ладонь на руку мужа и шепотом произнесла:
— Я даже не смела мечтать, что такое когда-нибудь случится.
— Не думала, что когда-то сможешь вернуться сюда? — спросил герцог.
— Что смогу возвратиться сюда без опаски.
— Без опаски? — переспросил он.
— Никто не сможет причинить мне зла, поскольку я твоя жена, правда?
— Никто! — решительно подтвердил герцог.
Он прикрыл руку Анны своей ладонью и твердо сказал:
— Когда мы прошлой ночью любили друг друга, я понял, что буду защищать тебя и сражаться за тебя и не позволю впредь никому и ничему напугать тебя.
— Я верю тебе, — просто сказала она. — И благодаря этому чувствую себя здесь защищенной, а не испуганной, как раньше.
Герцог не стал добиваться разъяснений.
Тройка поднималась из нижней части города, где находилась гавань, по скалистому склону, на вершине которого стояли красивые дома, построенные князем Воронцовым.
Они миновали дворец, а затем подъехали еще к одному очень красивому строению — по выражению лица Анны герцог догадался, что это место имеет для нее особое значение.
Тройка остановилась, и они сошли на землю.
Герцог думал, что Анна пойдет к парадному входу, но она свернула вбок и пошла к маленькой пристройке, которая, как догадался герцог, была часовней.
Часовня была резной, окрашенной яркими красками, с небольшим позолоченным куполом, сверкавшим на ярком солнце.
Герцог открыл дверь, и изнутри часовни пахнуло ладаном. Войдя внутрь, герцог увидел, что часовня хотя и небольшая, но очень красивая.
Стены увешаны иконами, с потолка свисают позолоченные светильники, повсюду цветы и свечи. В часовне царила непередаваемая атмосфера близости к Богу.
Анна прошла вперед, герцог последовал за нею. Они подошли к молящемуся на коленях перед алтарем священнику.
Священник был глубоко погружен в молитву. Анна застыла, не шевелясь, ожидая, когда он обратит на нее внимание. Неподвижно стоял и герцог, наблюдая за ними.
Наконец священник поднялся на ноги и повернулся.
Секунду Анна стояла неподвижно, потом рванулась вперед и упала перед священником на колени.
Священник заговорил, и герцог догадался, что тот спрашивает у Анны, что ей нужно.
Она посмотрела на священника снизу вверх и ответила по-русски:
— Вы не узнали меня, отче, что неудивительно.
Священник оглянулся по сторонам, и теперь герцог рассмотрел, что он очень стар. Волосы священника были белыми как снег, и герцог подумал о том, что он, возможно, плохо видит.
Но священник воскликнул — вначале по-русски, затем по-французски, — и в его голосе было узнавание.
— Этого не может быть, но… Анна! Неужели это в самом деле ты?
— Да, это я, отче, и я привела с собой мужа, которого хочу познакомить с вами.
— Твоего мужа! — удивленно воскликнул священник.
Анна поднялась на ноги, а когда герцог приблизился к ним, сказала:
— Это отец Алексей, когда я родилась, он крестил меня, а позже был моим учителем и наставником до тех пор, пока я не попала в монастырь.
— Я — герцог Равенсток, святой отец, — склонив голову, представился герцог. — И, как уже сказала Анна, я ее муж.
— Молюсь о том, чтобы вы оба были счастливы, — ответил священник. — Нам о многом нужно поговорить, дети мои. Идите за мной.
Из часовни он поманил их в крытую галерею, где было несколько дверей. Открыв одну из них, священник провел их в свою келью.
Келья была маленькой, скудно обставленной мебелью, но вместе с тем красивой, с развешанными по стенам старинными иконами.
Анна восхищенно вздохнула.
— Сюда я приходила на занятия! Отец Алексей, вы были прекрасным учителем.
— Очень приятно слышать это, — с улыбкой ответил священник, — но дай-ка мне как следует рассмотреть тебя, Анна. Что ж, ты была прелестным ребенком, а теперь превратилась в очаровательную женщину.
Анна не ответила. Она просто смотрела на священника, словно ждала, что он скажет что-то еще, и, словно прочитав ее мысли, отец Алексей добавил:
— И ты стала очень похожа на свою мать.
— Вот это я и хотела услышать! — воскликнула Анна. — Но, полагаю, что-то от папы во мне тоже есть?
— Как же ты можешь быть не похожа на них обоих, когда они так сильно любили друг друга! — сказал священник. — Однако ты должна присесть.
Отец Алексей указал рукой на два стоящих рядом стула, а когда они уселись, сказал: