Упреждение. Лобное место-2 - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 30

– Ну, ты напустил! – сказала она летчику. – Давай, рассказуй!

Он помолчал, думая, наверное, ответить ей или нет, но санитарке было под пятьдесят, и он стерпел:

– Ладно, проехали… Вот начну ходить, тогда отвечу. На всё…

– Ты рассказывай, не тяни, – сказал десантник, его сосед.

– Рассказываю, – кивнул летчик. – Она была балерина, нам было по двадцать пять…

– А сейчас тебе сколько? – спросил голос из темноты.

– Сейчас мне тридцать четыре, – ответил летчик. – А тогда… Короче, «она по проволоке ходила, мотала белою ногой, и страсть Морозова схватила своей мозолистой рукой». А я не Морозов, Цейтлин моя фамилия, для тех, кто не понял, – чукча по национальности. Поэтому, короче, Морозов у Высоцкого мог швырять в «Пекине» сотни, а я был курсантом летного училища в Ульяновске, а Инна балерина в Екатеринбурге в театре оперы и балета. Но когда вам двадцать пять, какая-то сила сжигает расстояния сильнее, чем реактивный двигатель. Я так учился, что каждый праздник, когда выпадало три свободных дня, сам начальник училища генерал Склярский лично давал мне увольнительную, и я буквально летел в аэропорт, к начальнику лётной службы. Он был выпускником нашего училища и, короче, тут же подсаживал меня на борт до Екатеринбурга. Задарма. И через каких-нибудь пять часов я уже в первом ряду на спектакле Екатеринбургского театра оперы и балета. Увидев меня, Инна выскакивала из театра сразу после своего танца, и вся ночь в номере гостиницы «Урал» была наша. И не одна ночь, а две! Хотите – верьте, хотите – нет, но даю вам слово офицера: двое суток мы с ней не спали, а занимались только этим делом! Нон-стоп! А потом я опять летел в аэропорт, находил начальника лётной службы, падал перед ним на колени, говорил, что меня отчислят из училища, если я хоть на час опоздаю, и снова зайцем улетал в Ульяновск. Короче, как-то под новый год Ульяновск накрыло таким снегопадом, что я всю ночь провалялся на полу в аэропорту – самолеты неделю не летали, а у меня новогодний отпуск пять суток! Утром помчался на вокзал и бегал там по путям от тепловоза к электровозу, пока машинист паровоза какого-то грузового состава на Хабаровск взял меня в кабину своего паровоза. Представляете, это две тыщи пятнадцатый год, а у нас по Сибири еще паровозы ходили! Короче, я сутки отстоял у топки, можете представить, в каком виде я приехал в Екатеринбург! Копия – Барак Обама! Администраторша гостиницы увидела меня и говорит: «А у нас из-за бурана во всем городе нет ни горячей воды, ни отопления!» Я бросил сумку в холодном номере и помчался в театр. Там в промороженном зале сидели восемь зрителей в валенках и шубах, а на промороженной сцене шел «Бахчисарайский фонтан», и балерины у замерзшего фонтана – практически голые – танцевали вокруг хозяина гарема хана Гирея. Инна танцевала африканку и выбежала ко мне сразу после танца, даже не разгримировалась, только ее голубые глаза сияли на шоколадном лице. Что в номере гостиницы нет отопления, мы, короче, даже не заметили. Правда, к утру все простыни были черные, как антрацит и мазь, которой в театре Инну красили под африканку… Но сколько это могло продолжаться? Забрать Инну в Ульяновск я не мог, а в Екатеринбурге мне делать было нечего, меня в семнадцатом году после окончания училища сразу отправили на переподготовку на Су-34, а потом – на секретный аэродром в Заполярье. Короче, мы там всю Арктику охраняли и вообще очень далеко летали, я даже вам не могу сказать куда. Но наши полеты НАТО очень напрягали, вы про это могли по радио сами слышать. Зато служба была классная – два месяца в Арктике, месяц отпуск. И вот однажды лечу я оттуда через Москву в Евпаторию, гульнуть по Крыму. А народу во Внукове полно – лето! И среди этой толпы вдруг вижу… Да, это была она! Это были ее голубые распахнутые глаза, ее русые волосы, собранные в узел, и ее балетная фигура! Знаете, всё замерло, когда мы шли друг к другу. Всё вокруг остановилось, как в немом фильме, даже, короче, дети, ползающие по полу. А когда я подошел к Инне, то увидел у ее ног двухлетнего малыша, а рядом – молодого носатого парня.

– Познакомься, – сказала она мне. – Это мой муж, а это мой сын. Мы улетаем в Израиль. Насовсем.

Я говорю:

– Но ты же не еврейка! Зачем ты?..

А она усмехнулась.

– Евреи, – говорит, – и алкоголизм – это две заразы, от которых женщине вылечиться невозможно. Я, – говорит, – уезжаю, чтобы перестать писать тебе письма неизвестно куда…

«Блин, – подумал я в сердцах, дослушав этого летуна. – Ну что это за нация такая самовлюбленная? Вот ему уже и хребет пулями перебили, и ноги расколошматили, а он все рассказывает о своей сексуальной мощи, как тот Гольдман в СИЗО рассказывал про сексуальную мощь евреев-хазар, к которым тысячу лет назад бегали по ночам киевские бабы. Даже если это правда, ну как можем мы, русские, да и все остальные мужчины нашей многонациональной державы простить ему этот прямой намек на то, что наши бабы предпочитают их в этом сакральном процессе? Хотя, между прочим, у половины моих русских друзей жены еврейки и, значит, еврейки предпочитают в этом процессе нас, а не их…»

– Да, мы, мужики, любим хвастать своими победами, – сказал между тем наш главный молчун – обгоревший и практически безлицый танкист, и я поразился его такту, ведь он никак не акцентировал национальность предыдущего хвастуна. – За бабами, – продолжал он, – я такого не знаю, во всяком случае, при мужиках они про это помалкивают. А нас хлебом не корми, дай рассказать, как я имел ту, эту и еще сорок вторую. По этому поводу могу рассказать одну сочинскую легенду. Или анекдот, не знаю. Тут у нас есть один киношник, пусть он проверит. Я же из Сочи, у нас там каждое лето по десять фильмов снимают. Короче, дело было в санатории «Зеленый мыс», где тем летом стояли сразу четыре киногруппы. То есть там жили – не знаю – двадцать артистов и артисток. И, понятное дело, они там не только лучшие комнаты заняли, но целый кинозал под свою гримерку приспособили. Поставили вдоль стены зеркала, столики с красками и пудрами, кресла. И вот в одном из этих кресел гримировался очень знаменитый артист, кумир наших женщин. И громко, на весь зал рассказывал, причем с подробностями, как он в Ялте делал это с той актрисой, в Судаке с другой, в Пицунде с тридцатой. Фамилий я называть не буду, вы все этих артисток знаете. А подальше от него, в другом кресле, гримировалась в это время его бывшая жена, тоже знаменитая красавица. И вот она слушала своего бывшего, слушала, а потом не выдержала и громко сказала: «Приборчик-то с гулькин нос, а разговоров!..»

Мы дружно расхохотались, даже дежурная медсестра и санитарка.

Танкист, у которого вместо сгоревшего лица большая коричневая плюха, переждал наш смех и продолжил:

– Поэтому я вам о своих победах рассказывать не буду, расскажу о поражении. Однажды на автобусной остановке возле нашей знаменитой «Чебуречной» – кто был в Сочи, тот ее знает, она на повороте с Курортного проспекта на Бытху – так вот, на этой остановке я вдруг наткнулся на взгляд какой-то девчонки – на вид ей было лет тринадцать-четырнадцать, не больше. А потом вижу: она и в автобусе на меня смотрит. Конечно, я к ней подкатил – мне тогда было двадцать три – и я такой: мол, если нужно помочь по математике, вот мой адрес. И что вы думаете? На следующий же день – звонок в дверь, она принесла свои тетради и какую-то задачу по алгебре. Зашла в мою однокомнатную, но села не на стул, а на край кровати. Сидела и слушала мои объяснения, но молчала и не сводила с меня все того же прямого, в упор взгляда. Это было настолько однозначно, что я подошел к ней, поцеловал и получил в ответ всё, а точнее – почти всё…