— Ну и как, цивилизация Тени готова помочь своим кузенам?
— Набить морду другим родственникам? — иронично спросил
Кэлос. — Давай подумаем вместе, Пётр. Я искренне хочу помочь, веришь?
— Верю.
— На нашей планете тебе не стоит искать помощи. Для себя —
пожалуйста! Мы любим помогать измученным и уставшим. Мы сами все такие… Но
что-то глобальное… нет, Пётр. Нет.
— А кроме вас?
— В других мирах… Есть много миров, где до сих пор покоряют
космос. Их эскадры ищут приключений, сжигают друг друга в сражениях,
захватывают планеты. Это очень манящий путь развития — в определённом возрасте.
Вот в эти миры тебе стоит заглянуть. Наверняка найдётся мир, где Земле с
радостью помогут. Снарядят экспедицию, окружат Землю военными базами, набьют
морду всем чужим… Если очень постараешься, то найдёшь и такую планету, чьи
жители без колебания вычистят Конклав. Какие-нибудь шовинисты человеческой формы…
всех пауков, амёб и рептилий — в пепел!
Куалькуа во мне пискнул.
— Я не хочу такого, Кэлос.
— Тогда тебе нужен технически развитый, имеющий могучий
флот, придерживающийся гуманной политики мир. Наверняка такие есть.
Кэлос явно был доволен своим советом.
— Геометров они тоже к порядку призовут… или те убегут ещё
дальше. Конечно, от Тени сколько ни бегай, пользы не будет. Тень накрывает всю
Галактику. Неторопливо, но верно. Все там будем.
Я молчал.
— Что тебя тревожит?
— Кэлос, неужели так и кончается жизнь? Вы же остановились!
У вас техническое развитие чуть ли не искусственно заморожено! Я видел фильм о
Первой Империи — вы ничуть не изменились!
— Мы? Плазма и пепел… Пётр, да пойми ты, все живут так, как
того хотят! Мы — не хотим иного. Нам хорошо в этом облике. И жить человеческой
жизнью нравится! А если надоест…
Кэлос прошёлся, заложив руки за пояс.
— Я видел их миры… Хрустальный Альянс погибал. Мы не могли
пройти Вратами на планеты, где уже забыли человеческий облик. Но думали, что в
этом — решение. Тогда я взял… корабль…
Его голос стал сухим, фразы отрывистыми. Он был сейчас в
своём прошлом, вместившем такое, что и не снилось земным воякам.
— Мы двигались сквозь изнанку пространства. Я пытался
вывести корабль к Земле Изначальной. Но это не удалось… мы просто
промахивались. Удалось добраться до Пироги… это одна из первых колоний, очень
древний мир. Тогда был обычай называть колонистские корабли по-морскому:
Галеон, Глиссер, Катер, Каравелла… А планеты называли в честь первого
приземлившегося корабля. Мы вышли в обычный космос…
Теперь Кэлос стоял, глядя в окно.
— Планета горела, Пётр. Всю поверхность затянуло плазменное
море. Огненные валы захлёстывали горы, пламя плясало по океанам. Протуберанцы
били сквозь атмосферу, словно уже и не планета была перед нами, а звезда… Я
решил, что они доигрались. Что у них техногенная катастрофа. Или война. Глазам
было больно смотреть на этот мир, утопающий в огне… но мы всё же приблизились.
Лучший крейсер Альянса, он мог идти сквозь фотосферу звёзд… мы приблизились…
Я видел то, о чём он говорил. Я мог представить этот
пылающий мир. И крейсер, парящий над ним, укутанный силовыми полями, крейсер,
полный людей… простых людей, пытающихся сотворить свою империю на обломках
Тени…
— На планете всё оставалось целым, Пётр. В лесах порхали
птицы, в океанских волнах играли дельфины. Стояли города… древние города, я
всегда мечтал их увидеть… По улицам ходили люди. Понимаешь — мир пылал и не
замечал этого! Словно это происходило в двух непересекающихся пространствах, но
мы же видели огонь, и защита стонала от нагрузки. А по улицам, облитым плазмой,
ходили люди. Как автоматы. Словно заводные куклы, которые уже никому не нужны,
но завод ещё не кончился и механизм не износился… Это было страшно. И тоскливо
— будто нас ткнули носом в собственное убожество. Мы пытались выйти на связь,
но нас не замечали. Потом с планеты взвился протуберанец… поля не выдержали. Он
прошил корабль насквозь. Сияние, и всё в огне… но если мы и вспотели — то
только от страха. И было ощущение, некоторые его испытывают, проходя Вратами…
Чувство, что нас постигли. И всё. Глянули — и ушли. Те, кто обитал в этом мире,
уже не нуждались в человеческом обществе и не боялись его. Мы ударили по
планете, уходя. От обиды, от злости. С тем же успехом можно было высечь море. А
ты говоришь… остановились. Желающие идут вперёд, Пётр. Кто раньше, кто позже…
— Ты — не хочешь?
— Нет. Не знаю почему. Но мне ещё не надоело человеческое
тело и все связанные с ним удовольствия.
— Кэлос, а ты уверен, что твоему сыну не захочется уйти с
тихой и мирной планеты? Поискать приключений в космосе хотя бы…
Кэлос посмотрел на дверь. Тоскливо сказал:
— Моему сыну… У нас с Радой было шестеро детей, Пётр. И рано
или поздно… все они уходили. Нам хватает этого мира. Для них он мал и скучен.
Зачем я задал этот вопрос!
— Можно жить и так. Искать маленьких человеческих
удовольствий. Растить маленьких людей, которые уйдут в большой мир и однажды
бесплотной тенью пронесутся сквозь твою планету… даже не вспомнив тебя, как ты
не вспоминаешь любимого когда-то плюшевого мишку. Когда ушла наша младшая дочь,
мы решили остановиться. Больше детей у нас не будет.
— Но Дари…
— Он мне не сын. Он вообще не человек. — Кэлос искоса глянул
на меня. — Не обманывайся внешней привычностью нашего мира, Пётр. На моём столе
стоит музыкальный центр. Если закрыть глаза, то поверишь, что играет живой
оркестр. Вот только внутри — пустота.
— Дари…
— То же самое. Фантом. Суррогат. Игрушка для обуянных
ностальгией людей. Он будет вечным ребёнком. И никогда не станет человеком.
Меня будто ударили.
Куда я пришёл… у кого пытаюсь найти помощь и сострадание…
Какой же я идиот…
— Мы немножко играем в науку — хотя все наши открытия давно
забыты в иных мирах. Мы боремся за сохранение дикой природы… которая не
погибнет, даже если мы будем очень стараться. Мы сохраняем семьи и не замечаем,
что соседской девчонке уже полстолетия — шесть лет. Мы спрятались от мира,
Пётр. Нас страшит альтернатива, нам ненавистны изменения. И мы сплавляемся по
рекам на плотах, жжём костры в лесах и охотимся на дичь, чихаем от простуды и
занимаемся физкультурой. И очень, очень боимся умереть, Пётр! Потому что никто не
знает, куда его вынесут Врата! Никто не знает, чего он хочет на самом деле!
Кэлос рывком склонился надо мной, тихо спросил:
— Эй, Пётр, а ты не видишь огонь? Мне снятся страшные сны,
дорогой кузен с планеты Земля! Мне снится тот город на дне плазменного океана,
снятся марионетки, что бродят по улицам, ссорятся, смеются, играют с детьми… Ты
не видишь огня, кузен? Тебя не опаляет пламя? Может быть, мы уже все мертвы,
Пётр? А это, всё это — фикция! Сухой кокон, из которого давным-давно вылупилась
бабочка, сброшенная змеиная кожа, что лишь в тени примешь за живое существо… И
мой несуществующий сын, которого я учу разводить костёр с одной спички, с
которым распеваю весёлые песни, шагая под дождём… может быть, только Дари и
живёт, а рядом с ним куклы — кукла-папа, кукла-мама…