— Фронт рядом, — сухо сказал Снег. — Выброс мутагена
накрывает город максимум за пятнадцать-двадцать минут. Не успеешь укрыться —
сам станешь зелёненьким… а машины гражданской обороны будут только через
полчаса. Они базируются за горами, там безопаснее.
Город исчезал, мы делали разворот к грязевому морю. Я
проводил его взглядом. И сказал:
— Жаль…
— Не понял, Пётр.
— Жаль, что я там не побывал.
— Эй! С таким настроением…
— Извини.
Я замолчал. Мы приближались к границе.
Никаких карт в привычном понимании не было. Да и незачем мне
теперь смотреть на карты — с помощью «дельты» я видел всё вокруг на протяжении
сотен километров. Машина сама выделяла необходимые объекты. Вот и линия фронта
— пылающая синяя черта, тянущаяся по болотной тине.
— Наша зона.
«Дельта» Снега качнулась и повисла неподвижно. Я заставил
себя повторить маневр, давя и в себе, и в машине жажду движения.
— Задача — не допустить прорыва врага за линию размежевания,
— отчеканил Снег. — Пересекут черту — бей всеми силами.
— Ясно. А если не пересекут?
— Тогда стисни зубы, — помолчав, ответил он.
Мы парили в одиночестве, примерно на двухкилометровой
высоте. Остальные машины были где-то далеко, прикрывали свои участки границы.
— Как надоело… — прошептал Снег. — И уйти сил нет… словно
предательство. И терпеть…
Я осторожно повёл «дельту» вниз. Завис над болотом,
вгляделся в бурую жижу. Снег молча наблюдал за моими манёврами.
Тина кишела жизнью. Она покрывала не только поверхность,
уходила вниз на десятки, сотни метров, цеплялась за дно. В переплетении нитей и
жгутов скользили какие-то тени. Крошечные оранжевые рачки, напуганные зависшей
машиной, суетливо разбегались с поверхности, ныряли в гущу. Копошились комки
бесцветных, словно из пещер выползших червей. Ползали по грязи прозрачные
студенистые твари, плоские и гибкие.
— Красиво? — иронично спросил Снег.
— Да, — признался я. В мельтешении чужой жизни была своя
красота. Неприятная, но завораживающая, из того же разряда, что паучьи хелицеры
и педипальпы, щупальца медуз и фасеточные глаза насекомых.
— Зелёные это жрут, — сказал Снег. — Та жаба с удовольствием
слопала бы пригоршню червей. Можешь зачерпнуть, привезёшь ей гостинца.
Он захохотал. Я стал поднимать «дельту».
— Не думай, я вовсе не такой циник, — продолжил Снег. —
Только всё это… ему в заповеднике место. Это не для людей. Не хотят зелёные
быть людьми, так другим бы не мешали… Скажешь — не прав?
Я вспомнил студенистые комки плоти. Шевеление червей.
Здорово, наверное, было плыть тут на яхте. Ловить рыбу,
купаться в прозрачной воде, смотреть на загорающую подругу…
— Прав.
— Ты мне сразу понравился, — с неожиданным теплом сказал
Снег. — Правда. Извини, что заподозрил тогда…
— Брось.
— Ну, всё-таки… Идут, Пётр!
Отвращение в его голосе было таким, словно Снег сам только
что съел пригоршню червей.
Вдоль синей полосы — со своей стороны границы — летели
четыре машины. Раза в два покрупнее наших, но более неуклюжие, громоздкие.
Я уже видел их на экране не то в документальных кадрах, не
то в реконструкциях, ничем, на мой взгляд, не отличающихся от реальности. Но
теперь я смотрел не человеческим зрением.
В них было больше от живых организмов, чем от машин. Мягкие,
трепещущие в движении стреловидные тела. Раздувшееся, как у пивного алкоголика,
«брюхо». Отнесённые от корпуса на гибких пилонах двигатели. Бесформенный нарост
— кабина. И тянущийся за каждой машиной шлейф распыляемой жидкости.
— Сеют, — коротко сказал Снег.
Было видно, как вибрируют корпуса, извергая наружу
мельчайшую взвесь. Ветер дул в сторону города — и взвесь, легко подхваченная
ветром, неслась через синюю черту.
— Снег…
— Всё нормально. Тьфу ты, не нормально, конечно… Но погодные
условия не влияют на статус границы. Таковы условия соглашения.
Он отчаянно старался вести себя выдержанно. Как же —
опытный, бывалый лётчик, демонстрирующий новичку боевые будни.
— Дня два выжигать, — сказал Снег.
Взвесь всё сыпалась и сыпалась… Машины зелёных даже
поднялись выше — и я понял, что они нарочито пролетают мимо нас.
— Издеваются, — подтвердил Снег.
— И ничего нельзя поделать? — спросил я. Как в училище,
когда нам объясняли, почему ни в коем случае нельзя трогать американские
самолёты-разведчики, нарушившие российскую границу…
Снег помолчал. Неожиданно сказал:
— У меня барахлит навигационное оборудование. Пётр, они по
свою сторону границы?
Я глотнул воздуха, прежде чем ответить. В училище мне дали
примерно такой же совет…
— Снег, вопрос не понял. Я пока плохо разбираюсь в
навигационных системах.
Снег хмыкнул.
— Мне кажется, они пересекли черту.
— Вернёшься — машину проверят, — напомнил я.
— Не всегда удаётся вернуться после боя. Иногда падаешь…
порой удачно, возле берега.
Понятно. Всё с тобой понятно, лётчик с планеты Радужные
Мосты.
И я буду последним, кто тебя осудит.
— Жду распоряжений, — сказал я.
— Страхуй.
Его «дельта» рванулась к синей черте. Легко перемахнула
несуществующий рубеж — и огненная полоса прочертила небо. Снег пока стрелял не
по вражеским машинам, по их курсу, отгоняя от границы. Я ждал, и моя «дельта»
ждала, вся напружинившаяся перед прыжком…
Четыре вражеские машины совершили манёвр с лихостью, никак
не ожидаемой при их габаритах. Спустя миг они уже шли на Снега — пока не
стреляя, но в самом движении угадывалась неприкрытая угроза. Ещё бы. Снег сам
нарушил границу. А то, что перед этим зелёные выждали нужное направление ветра,
— было не в счёт…
— Я под атакой, — очень спокойно сказал Снег.
И я начал действовать.
Что сейчас было машиной, что мной — не знаю. Я потянулся —
руками, продолженными «дельтой»…
И то, что было сейчас моими пальцами, сомкнулось на летящей
«стреле» зелёных.
Боль. Она вовсе не беззащитная добыча, эта тварь из плоти и
металла, несущая в себе пилота с зелёной кожей. Словно взял ежа… да нет, разве
безобидный ёжик может так уколоть… словно схватил пригоршню углей. Я взвыл,
сминая огненный барьер, окутавший чужую машину. Ощущение было страшным —
наверное, такое можно испытать, задушив человека.