Лук Будды - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Таск cтр.№ 17

Словом, у Джоба было столько же шансов на взаимность, как у болельщика на стадионе, который машет рукой проплывающему в небе дирижаблю. После коротких колебаний он подговорил дружков напасть на Джойс, когда она будет возвращаться вечером с танцев. Расчет оказался верным: мозгляк, провожавший ее до дома, скис после первого же хорошего удара по печени, тут-то и подвернулся он, неожиданный спаситель. Чего он не рассчитал, так это захлестнувших его эмоций. Он вошел в такой раж, молотя всех, кто попадался под руку, что пострадавшие остервенели. В ход пошли железные шипы и кастеты. Два раза он сумел подняться. Когда она наконец смогла подойти к нему, его губы зашевелились. Она наклонилась, стараясь не смотреть на его лицо. Он повторил свое имя, больше ничего. Она заплакала. Решила, что он умирает и просит ее запомнить имя, чтобы сообщить родителям. Он же все ждал, что она назовет свое. Он так долго готовился к этой минуте – когда они познакомятся.

После той драки с ним стали происходить разные странности. Он мог вдруг расхохотаться на весь класс. Или остановиться посреди улицы, не понимая, куда идет. И потом эти боли! Как будто голову прошивала стальная игла, сверху донизу. Только бы не догадалась Джойс, при которой он сделался своего рода телохранителем. Его называли за глаза бешеным, употребляя это слово буквально, как если бы говорили о собаке, и как-то незаметно ряды претендентов растаяли. Чего еще он мог желать? Ни о чем «таком» у них не было и помину, и поэтому когда она словно между прочим сказала, что будет завтра дома одна, сделав этот легкий нажим тоже как бы между прочим, он не сразу ее понял. А поняв, похолодел. Проворочавшись без сна всю ночь и прогуляв школу, к назначенному часу он пришел к ее дому… Это был не ее дом. Шарахнувшись от старухи, открывшей ему дверь, как от привидения, он отбежал подальше и осторожно выглянул из-за угла: улица вроде та, а дома нет. Как корова языком слизнула. И смех, и слезы! Не спрашивать же, в самом деле, у друзей, где живет Джойс, которую он каждый день провожал до дома! Он кружил вокруг квартала, снова и снова проходя мимо обшарпанного строения с фанерным ковбоем у ограды, этаким бравым молодчиком, недавно заново выкрашенным, с ее платочком на шее, и не узнавал места. Она увидела его в окно и выбежала на улицу. «Я шел к тебе, чтобы… чтобы…» Он морщил лоб, силясь вспомнить, зачем он к ней шел.

Болезнь Альцгеймера считается возрастной, но то, что с ним произошло, а потом все чаще повторялось, очень напоминало известные симптомы. Тут лечи не лечи – исход один, остается уповать на волю Божью. И, посовещавшись, решили вверить его попечению Господа и тетки, жившей в маленьком городке в другом штате, бездетной одинокой женщины, с радостью согласившейся взять его на неопределенный срок. Был куплен билет на Эмтрак, в один конец, и кое-какая провизия, и он отправился в свое первое путешествие по железной дороге. Первое и последнее, потому что до станции назначения он не доехал. Где он сошел, так никогда и не узнали, он бесследно исчез, затерялся где-то между Огайо и Небраской.

Умей Джоб считать, он давно потерял бы счет ангелам, белым и голубым, зеленым и желтым, пролетающим мимо почти бесшумно, с тихим воркующим звуком над самой асфальтовой гладью, да и стоило ли считать, если это ничего не меняло в его жизни, если не менялся он сам, не обремененный воспоминаниями, не искушаемый надеждами, свободный от привязанностей и обязательств, не знающий разницы между днем первым и днем последним, одинаково радующийся каждому мгновению и в двадцать лет, и в шестьдесят. И когда однажды, потеряв ориентацию, он шагнет навстречу золотым огням, вместо того чтобы повернуть назад, в свой подвал, где всегда отогревается какая-нибудь заблудшая душа, и услышит визгливо-резкий окрик недовольного ангела, он не успеет подумать, что сделал что-то не так, – просто зажмурится от ослепительного сияния, которым сопровождается переход с одного берега на другой.

Из бесед: О красоте

Луна невзначай

упала на дно пруда.

И стало их две.

Сукин сын

Нет, девочки, что-то в нем есть. Лицо у него такое… Какое? Нос, губы, подбородок. Точно, ни кожи, ни рожи. Зеленый, как глист в обмороке. Зато фигура! В газетку завернуть? Только, чур, с возвратом. Дурочки! Вы гляньте, в чем он ходит. Знаешь, при одной матери особенно не забалуешь. А чего? Джинсы «вранглер», батнички в талию. В талию, ага – самострок! И кедики – «Москва – Пекин, дружба навек». А че, с прибамбасами. Это он на жалость берет: прост, щучий хвост. Вышли мы все из наро-оо-да! Погоди, Нинк, ты хочешь сказать?.. Хочу: ларчик не так просто открывается. Почему он в глаза не смотрит? А чего ему на тебя, он у нас смотрит в даль светлую. Вот пусть даль ему и откроет, однолюб одно слово или два. Иди ты! Правда, что ль, не знал? Тело есть, ума не надо. Ладно вам, нашли из-за кого. Нет, ты постой, ты мне популярно объясни, с каким таким ларчик секретом? С этим самым. Он-то? Тоже мне, петушок – заводной гребешок! А глаза на лоб – не хочешь? У Светки, «пионерский сбор», помнишь? Ну! Дрыгаться начали, а он на балкон. Ну-ну? Что «ну»! Юль, объясни, товарищ не понимает. В общем, так, выхожу я на балкон, пойдем, говорю, потопчемся, а он – я в ваши игры не играю. А в какие ты играешь? А в такие… и меня так по шее пальцем, ну, как по столу – есть пыль? И чего, была? Ох, ох, какие мы остроумные! Нинка, отзынь. Ну, дальше? А дальше я неделю в косынке ходила. Точно, ансамбль «Березка»! Я че-то не поняла: зачем косынка? Засос, зачем! Ладно заливать, от пальца, что ль? Че, не веришь? Нин, она не верит. Девки, сама видела, вот такое пятнище! Кто это, говорю, так приложился? А она: приложусь я ему, ага, я его сама так приложу! Слушайте, а как это он? Вот тебе и глист. А с виду – ни два, ни полтора. А помните, как мы рванули в «Колизей» с последнего урока? Это на Юла Бриннера? Ну да, а этот пошел отсыпаться. А чего тут такого? А того, что после фильма его в метро видели, за колонной прятался. От кого? От Соньки Дурново! С тобой говорить, лучше гороху объесться. Да бросьте, девки, он же тупой как валенок. Сергей, Серый, серятина. Вот именно. Короче, Светк, ты мне его в газетку не заворачивай – дарю. Только шею-то вымой, а то он тебя опять на пыль проверит. Пускай проверяет, я тебе, Светик, косыночку дам. Или лучше… ха-ха-ха… Ну? Ха-ха-ха… Девки, это теперь до вечера. Ой, мне ж за Павликом! Так как насчет завтра? Созвонииииимсяааа!

Будильник, гад, хоть бы раз проспал! Свернуть ему, петуху дребаному, шею! Свернешь ты, ага. Ты с постели ручки-ножки свесь, труп. Опух вон, с недосыпу. Взвизгнула пружина, взгорбилось одеяло. Ты сидишь на кровати, ноги нашаривают тапочки. Босиком топаешь в ванную. В зеркало смотреть противно, поэтому по лицу только мокрой ладонью. Ёклмн! Опять конфоркой обжегся! Это приводит тебя в чувство. Что там у нас на завтрак? Какой-то обкусок колбасы, хлебные палочки. Зато в чай пять ложек сахара – восстановиться после вчерашнего. Застыл, глаза в одну точку. Трень-брень – трамвай. Засуетился, подхватил портфель (обмотать изолентой перетершуюся ручку) и дверью хлоп! В общей квартире вздрогнули: Семен Михайлович, пенсионер республиканского значения, трусы семейные, желтым ногтем головку с пива – ррраз; Надежда-шалава, тоже где-то шастала, сейчас отсыпается; Горина с дочкой-недомерком, которая мечтает стать «Зигмундом и Ганзел-кой»; и наконец их наглая кошка, в младенчестве ошибочно названная Полканом. Кубарем скатываясь с шестого этажа, ты плюешь в лестничный пролет с несбыточной мечтой – оказаться внизу прежде, чем плевок весело шлепнется о кафель. Весь путь в школу длиною в два старомосковских переулка, чья немыслимая кривизна делает честь фантазии застройщиков, ты летишь – прыжок длинный, прыжок короткий, – избегая трещин на асфальте. Впереди показалась женская головка. Ты делаешь мысленный набросок – цепкий взгляд, татарские скулы – и при обгоне отмечаешь про себя: в яблочко! Звонок уже отзвенел. Ты мнешься под дверью, представляя, как вот сейчас войдешь с виноватым «Можно? У меня сегодня…», и класс дружно грохнет, радуясь тому, что ты опять опоздал и будешь врать по-черному, а кто-то на этом выиграет пари, – и вот ты толкаешь дверь, и виновато говоришь «Можно? У меня сегодня…», и класс дружно… ну и так далее. Ты идешь к своей парте, стараясь ни на кого не смотреть, а между тем нельзя не отметить свитерок в обтяжку на Юлечке Лунц, и новую прическу у Светика… но уже вызывают к доске, и мел крошится в пальцах, и что-то подсказывают с задних рядов, а что – не разберешь. Пора вывешивать белый флаг. Ты сидишь скучный, как циферблат, но твои внутренние часы бегут, спешат, торопят начало твоего бенефиса. Равнение на…