— По крыше прогуляемся до следующего люка.
Я замерла на месте, вспомнив, что она тут совсем не ровная, как во всех современных домах моего района. Здесь же крыши покатые, обитые жестью, по которой в дождь вниз стекает вода. Я сказала об этом Саше.
— Ну, во-первых, не такая уж она и покатая, — невозмутимо заметил он. — Во-вторых, сейчас сухо и не скользко. А, в-третьих, и это самое главное — там есть дорожка — или как она там называется. Сантиметров десять шириной.
— Десять сантиметров? Всего?!
— Ну да. Вот по ней и пойдем. Да не бойтесь вы, Оля. Спокойненько, одну ногу за другой будете переставлять. Я подстрахую. Главное: не смотреть вниз. И идти тут недалеко. Но, конечно, можете вернуться…
— Нет! — твердо сказала я, приставила стул к комоду, встала вначале на стул (он зашатался), затем подняла руки вверх, держа Сашину сумку (тяжелая, зараза), вручила ему, затем — пакет с инструментом, потом сама влезла на комод, чуть не съехала, но равновесие удержала.
Сверху уже свешивались Сашины руки.
— Я вас подниму, — сказал он.
Но я решила вначале попробовать сама и, встав на цыпочки, ухватилась за грязный край. Тут подключился журналист и после пары минут совместных усилий все-таки втащил меня наверх. Уже не обращая внимания на грязь, я с минуту стояла на четвереньках, приходя в себя. Дышала тяжело, но временно забыла про ноющие ногу и щеку, чувствуя гордость за совершенный подвиг. Кто бы мог подумать, что мне окажется по силам подтянуться?
— Куда дальше? — наконец выдохнула вопрос.
— Дверь видите?
Передо мной зиял проем.
— Вот в него, огибаем голубятню — и тут как раз начинается «дорожка». По ней вперед с песнями, но лучше — молча, в направлении другой голубятни. К нашему счастью, ночь уже не белая, но пока еще и не черная. Так что и нас вряд ли кто-то заметит, и нам путь виден. Пойдемте, Оля. Все будет хорошо.
Встав с четырех конечностей на две, я тронулась в направлении зияющего проема. Фактически никакой двери тут не было: проем закрывался куском фанеры, сейчас отодвинутым в сторону. Я высунула нос наружу, вдохнула ночного воздуха. На высоте он мне показался гораздо чище, чем внизу. Но вид покатой крыши не добавлял уверенности…
— Давайте, Оля, — подбодрил сзади Саша-Матвей. — Раньше сядешь — раньше выйдешь.
Мешок с инструментом он засунул себе в сумку, чтобы мои руки были полностью свободны. Я же, крепко держась за стену голубятни и следуя указаниям журналиста, стала огибать ее справа.
— «Дорожку» видите? — послышался сзади Сашин шепот.
По-моему, это было слишком громкое название… Я не знала, как ее преодолею. Пойти в канатоходцы никогда не было мечтой моей жизни, даже в детстве, когда мама с папой водили меня в цирк. Да и они там все работают со страховкой. А я?
— Саша, а веревкой можно привязаться к голубятне? — робко спросила я. — Вы взяли веревку?
— Взял, но она уже привязана к крюку.
— Что? — не поняла я.
— За вторую голубятню мы зацепим крюк. Альпинистский. И по веревке спустимся в квартиру Багирова.
Я чуть не свалилась с крыши.
— А вы как думали?
— Через дверь, — пробормотала я. — И вы же что-то про люк говорили?..
— Через какую дверь? На площадке что ли? Так пока мы ее вскрывать будем, охрана снизу принесется. Там же наверняка наставлены всякие штучки-дрючки. Да и шум они услышат — и как с чердака выходим, и как я отмычкой в замках ковыряюсь. Нет, Оля, единственный путь — через окно. Вспомните старую русскую традицию, идущую со времен основателя нашего города… Я, кстати, специально посмотрел: у Багирова одна створка оставлена приоткрытой. Вот туда и полезем.
— Но веревку-то можно и здесь привязать, — завела я все ту же песню.
— А отвязывать кто будет? Думаете, я собираюсь бегать по крыше туда-сюда? Знаете, не хочется служить воробьем для охраны.
— А они нас видят?
— Увидят, если слишком долго стоять будем. Давайте вперед. Или назад.
Я пошла вперед. Хотела бы закрыть глаза, но не решилась.
Слава Богу, у меня хватило ума надеть кроссовки. А если бы я тут в туфельках прогуливалась?
Признаться честно, хождение по крыше далось мне гораздо проще, чем можно было бы предположить. Примерно шагов через десять я уже точно знала, как надо ступать, хорошо держала равновесие, ноги совершенно не скользили, страх в некоторой степени прошел, вниз не смотрела, стремилась к заветной цели — голубятне над квартирой Багирова. Хорошо, что он оказался не над Надеждиной. Туда идти пришлось бы дольше.
До цели добрались без особых приключений.
— Вы — молодец, Оля, — похвалил меня журналист. — Признаться, не ожидал. — И поцеловал мне руку.
Видел бы нас сейчас кто-нибудь… Но с вежливыми людьми всегда приятно иметь дело.
Саша-Матвей извлек из своей вместительной спортивной сумки альпинистский крюк, зацепил им за стену голубятни (эта, кстати, оказалась значительно меньше, чем предыдущая), попробовал на прочность и стал разматывать веревку. Она, к моему удивлению, оказалась достаточно тонкой. Конечно, не такой, которой в советские времена перевязывали коробки с обувью, но тем не менее. Признаться, я ожидала нечто типа каната, по которым в школе лазают. Усмехнувшись, журналист заметил, что веревка, по которой будем спускаться мы, выдерживает альпинистов и неоднократно — его собственную персону, поэтому переживаю я зря. Он планировал идти первым, раскрывать окно пошире и в него влезать, а затем ловить меня.
Глядя на альпинистский крюк, я вспомнила покушение на Багирова в больнице. Там тоже пользовались крюком. Интересно, трудно ли в нашем городе достать подобное снаряжение — я ведь во второй раз за короткое время сталкиваюсь с вещью, которую раньше никогда не видела.
— Никаких проблем, — пожал плечами Саша-Матвей, потом внимательно посмотрел на меня. — Если хотите, я вам потом подарю крюк. Детям вашим должен понравиться. Главное: сейчас ничего не бойтесь. У вас же сильные руки. Вы это показали сегодня. Съедете по веревке, тут совсем невысоко, чуть качнетесь вправо, а там я поймаю веревку. И на подоконник.
— А обратно как? — прошептала я.
— Ну что вы все планируете на сто шагов вперед? Также. Сами не взберетесь, я вас вытяну. У вас все прекрасно получится. Ладно, я пошел.
Закинув спортивную сумку за спину, мой спутник взялся за веревку и «поехал» вниз. Я следила за ним из дверного проема, пока он не скрылся за краем крыши. Практически сразу же послышался звук раскрываемого окна. Да ведь тут в самом деле невысоко, и главное: не смотреть вниз.
Веревка дернулась — сигнал: меня готовы принимать. Перекрестившись, я взялась за веревку и тоже «поехала» вниз. Чувствовала, как жжет ладони. Да ведь я же их обдеру! — мелькнула мысль, но тут же исчезла: я зависла над двором как раз на уровне окон последнего этажа. Вернее, чуть ниже — мой нос был на уровне подоконника.