— Неудивительно, — заметила я. — Мои отец со свекром до сих пор его боятся, как гремучей змеи, и близко не подходят. Детей же, наоборот, отгонять приходится.
Мы болтали о тернистом Сашином журналистском пути, пока не выехали из города. Там он свернул на первую проселочную дорогу, вышел из машины, предложил покинуть ее мне и открыл багажник.
Затем начали происходить странные вещи.
Саша-Матвей нажал на какой-то потайной рычажок и отодвинул заднюю створку багажника (или как она там называется — в смысле ту, что ближе к салону). В результате открылась довольно вместительная полость.
— Вот взгляните, — предложил он. — Если бы рядом стояли два одинаковых «сааба», вы бы поняли, что у моего багажник гораздо меньше, и места между задними и передними сиденьями меньше, да и вообще заднее сиденье у меня короче. Вон там, — Саша кивнул на полость, — я спокойно помещаюсь.
— А вы не задохнетесь?
Оказалось, что нанятые журналистом мастера проделали отверстия и для дыхания, и для установки снимающей аппаратуры.
Видеокамеры, кстати, уже были на месте. Как сказал мой приятель, он их оттуда даже не вынимает, только меняет кассеты.
— Так что прошу учитывать местоположение камер. Снимать могу с двух сторон, но в определенном ракурсе.
Я задумчиво кивнула, но на языке у меня вертелся еще один вопрос.
— А почему вы купили «сааб»? По-моему, для таких целей больше подошел бы джип.
— Как вы быстро соображаете, Оленька! — воскликнул журналист. — Но джип дороже. И привлекает гораздо больше внимания. Джип — не журналистская машина, а бандитская. Джипы милиция чаще тормозит. И, кстати, потайных мест там меньше.
Я удивленно посмотрела на журналиста, а он пояснил, что склонился к «саабу» в частности после разговора с одним контрабандистом, регулярно пересекающим границу с Финляндией. Тот ездит только на «саабах», придя к выводу, что там легче всего оборудовать тайники, причем в таких местах, в которых ни одному таможеннику не приходит в голову искать.
— Чтобы найти все, что тут спрятано, Оленька, машину нужно разобрать до последней детальки, — Саша-Матвей подмигнул мне и стал забираться в полость. Мотом ударил себя по лбу и извлек из сумки, которую уже поставил внутрь, доверенность на «сааб», оформленную на мое имя. Когда успел-то?
— Это на всякий случай. Чтобы не было неприятностей. Садитесь за руль. Я буду указывать вам дорогу.
Я закрыла багажник, села на водительское место и, прекрасно слыша своего проводника, выехала назад на шоссе.
Все время думала о том, почему у Камиля в четверг в машине не оказалось лимонада. Не сидел ли кто-нибудь в том месте, где обычно стоит бар? С деньгами Хабибуллина ему вполне могли собрать машину по спецзаказу и оборудовать любое количество тайников. А Саша-Матвей когда на меня доверенность заготовил? И зачем?! Он планировал меня как-то использовать?
Глава 21
К особняку Мурата Хабибуллина ехали около получаса, переговариваясь всю дорогу. Мой попутчик, в частности, рекомендовал мне как-нибудь проехаться в его тайнике — в целях сбора материала для очередного опуса. Мне идея понравилась, и я сказала, что на обратном пути займу его место — хотя бы на какое-то время. Владелец машины обещал мне незабываемые впечатления — прочувствовать, например, как работает двигатель и, кстати, поинтересовался, не доводилось ли мне когда-нибудь путешествовать в багажнике.
— «Запорожца»? — рассмеялась я.
— Нет, любой машины.
Мне не приходилось. А вот ему — неоднократно. Он обычно помещался во все багажники, и после редакционных и еще каких-то пьянок, когда в машину набивалось много народу и мест не хватало, его укладывали в качестве багажа, иногда даже не спрашивая согласия: журналист бывал в таком состоянии, что ответить не мог.
Так, за разговорами о пьянках и смешных случаях из жизни (в основном, Сашиной), мы добрались до цели.
Как и следовало ожидать, особняк Хабибуллина-старшего окружала высокая «крепостная» стена. Почему-то возникла мысль: какой силы нужен заряд, чтобы пробить в ней брешь? Саша-Матвей, усмехнувшись, заметил, что потребуется нечто типа полевой пушки или гаубицы. Сделать дыру — и всей ордой туда. А там другая орда под предводительством хана Мурата. Правда, как сообщил мне журналист, начальником охраны у Хабибуллина работает казах, а большая часть ребят — русские. Интернационал в общем.
Я остановилась перед внушительными воротами (предполагаю, что управляемыми электроникой — как в дальнейшем и оказалось) и стала искать звонок. Но найти не успела: из динамика (расположенного непонятно где, так что создавалось впечатление, что со мной разговаривает вся стена) послышался мужской голос, чем-то напоминающий голос электронного будильника или АОНа:
— Вы к кому?
— Я хотела бы увидеть господина Хабибуллина-старшего, — спокойно ответила я, стоя рядом с открытой дверцей «сааба»!
— Вам на сколько назначено?
— Мне не назначено.
— Не понял, — сказал электронный голос кодовую фразу современного братка.
— Я просто хотела бы увидеть господина Хабибуллина-старшего, — повторила я совершенно спокойным голосом.
— По какому вопросу? — спросил голос.
— По личному.
— По какому?
— Взаимоотношения наших семей, — ответила я, наверное, излишне резко, но этот голос и ощущение разговаривающей стены выводили меня из себя. Интересно, Саша-Матвей даст в своем еженедельнике стенограмму милой беседы перед крепостью? Участники: дама и стена.
— У господина Хабибуллина нет взаимоотношений с вашей семьей, — отчеканили.
— А вы-то откуда знаете? — искренне поразилась я.
— Нас предупреждают обо всех приезжающих женщинах. О вас никто не предупреждал.
— А я без предупреждения.
— Без предварительной договоренности не впускаем.
— А исключения бывают?
— Нет.
«Что это он со мной до сих пор беседует?» — вдруг мелькнула мысль. Не снимают ли тут меня на пленку? Может, они сейчас меня проверяют по компьютеру или еще какой-нибудь техникой?
— А к Григорию Суровцеву пустите? — спросила я, вспомнив о своем бывшем ученике и решив пойти другим путем.
— Охране не разрешается привозить сюда женщин, — отчеканил голос. Я не услышала в нем никакого удивления.
— А я не женщина. Тьфу! То есть не его женщина. Я его бывшая учительница математики.
Электронный голос впервые не нашелся что ответить, потом заметил:
— Вы слишком молоды, чтобы быть учительницей Григория.
— А вы его пригласите к забору, пусть взглянет. Может, опознает.
— Не его смена.