Кольцо "принцессы" - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 48

– Да нет, в свободном полете, как ночная бабочка.

– Никогда…

– Тогда почему тебя зовут – ночная бабочка? Нет, ты должна летать! Обязана!

– Почему – обязана? Я не умею! Не умею плавать и летать!

– Но ты же крылатое насекомое!

– Я не крылатое! – боязливо хохотнула она. – И высоты боюсь!

– Сейчас проверим. – Шабанов первый раз взглянул на путану. – Некоторые думают, что не умеют летать. Будто они просто насекомые… А придет миг, откуда-то крылья берутся. Пощупай, у тебя на спине нет наростов? В области лопаток?

– Нет… Никаких наростов… Ни в какой области…

– Жаль. – Он хватил третий стакан. – Тогда и поговорить не о чем…

– Знаешь, мне надо в туалет. – Она пошла бочком мимо Германа, однако тот схватил за руку, усадил на место.

– Сиди и пей! Еще не выпила, а уже в туалет…

– Но я писать хочу!

– Что хочешь?..

– В туалет! Писать!

Он сделал движение руками, словно выпустил птицу.

– Иди. Только на улицу иди, у меня туалет не работает, на ремонте.

Он видел сквозь дверной проем, как крыльями летучей мыши вспорхнул плащик, слышал, как щелкнул автоматический замок и горох каблучков рассыпался по ступеням.

Завтра будет рассказывать товаркам, как смылась от какого-то маньяка из командирского дома…

– И мне пора. – Шабанов ушел в спальню и поднял с полу «Бизона». – Жили-были три японца, Як, Як Ци Драк, Як Ци Драк Ци Драк Ци Дроне…

Выщелкал патроны из «магазина», поиграл ими, пересыпая как золото, из руки в руку, выбрал один, самый красивый, и зарядил пистолет. Половина третьего ночи, выстрел вряд ли услышат…

– Жили-были три японки, Ципе, Ципе Дрипе, Ципе Дрипе Лимпопони…

«Вообще-то стреляться в квартире мерзко, тем более с калибра девять миллиметров. Мозги разлетятся по стенам, у того пятнистого на реке полчерепа снесло… В квартире уж точно потом никто жить не станет».

– Пхашароп!

«И бардак оставлять после себя нехорошо. Ободранные стены – ладно, человек хочет жить, если ремонтирует дом, а следы пьянки на кухне, вскрытые банки, раскрошенный хлеб, стаканы с водкой и на одном помада – всё мерзость!»

– Вот они переженились: Як на Ципе, Як Ци Драк на Ципе Дрипе, Як Ци Драк Ци Драк Ци Дроне на Ципе Дрипе Лимпопони…

Это было упражнение для отработки дикции, детский стишок, который бормотал отец, когда запил после неудачи с махолетом, и доказывал матери, что он трезв. Пьяному таких словесных кружев было не сплести, а дальше они еще усложнялись, потому что у каждой японской пары родились дети с именами, более замысловатыми, у детей – внуки. И вот батя в любом состоянии четко выговаривал весь стишок до конца; самообладание и вестибулярный аппарат у него были в отличной форме, а сознание всегда чистым.

Шабанов прибрал на кухне, спрятал НАЗ в диван, с собой прихватил пистолет и парашют, предварительно отхватив ножом подвесную систему – брачная постель уместилась за пазухой.

– И у них родились дети: сын у Яка с Ципой – Цип Як Сане…

На улице разыгралась настоящая метель, в голом, безлесном городке гудело, как в аэродинамических трубах, выйдешь из-за угла – и валит с ног. Герман направился в Парк Последней Надежды, который отделялся от леса глубоким оврагом, давно превращенным в свалку. По наследству ему досталось отличное самообладание, после выпитого ничуть не штормило, и сознание оставалось чистым, только он не знал до конца эту скороговорку, чтобы проверить себя на трезвость. Он не хотел смотреть в сторону почты, бежал мимо, отвернувшись, как в детстве ночью бегают мимо кладбищ, однако случайно заметил свет в дежурном окне, настолько сильный, что и пурга не помеха.

– Загляну в окошко и все, – успокоил себя. – Может, она сегодня и не дежурит.

Магуль спала возле телеграфного аппарата, положив голову на стол. В руке был зажат штамп-молоток: играла им и уснула…

«Пхашароп, – мысленно проговорил он. – Подарка не привез, но теперь знаю, зачем тебе тигровая шкура…»

Не оборачиваясь, Шабанов наискось пересек ППН и стал спускаться в овраг по горам осклизлого, вытаявшего мусора. Сучков делал водку на самом деле гадкую, в том смысле, что очень слабую. Покупали ее только ночью хорошо выпившие до этого офицеры и уже не чуяли крепости, не могли оценить качества, и потому прапорщик гнал натуральную халтуру. Или, может, работал по заданию того же Заховая и делал не водку, а нечто противоположное, эликсир для быстрого вытрезвления. Герман чувствовал, как выходит хмель, и жалел, что не прихватил с собой остаток в последней бутылке: сейчас добавить, и все бы получилось как надо, рука не дрогнула бы, не поколебалась решимость.

Он еще не спустился до самого дна, но уже почувствовал отвращение к этому месту и внезапный приступ стыда: не дай Бог сообщат родителям, что он пьяный застрелился на помойке! Вот будет им позору! А слух обязательно пойдет, поползет и останется в умах навсегда…

Он сел на кучу мусора и стал перебирать в памяти все, что удерживало или могло еще удержать его в этом мире. Родители само собой, служба, авиация – после того, как и на чем он летал, даже космические корабли выглядели самодельными детскими игрушками…

Шабанов окончательно протрезвел и понял, что сидит на свалке не для того, чтобы застрелиться, а чтобы найти причину жить в этом мире.

И она нашлась, как только он вспомнил Заховая и пилотку, по-гусарски брошенную ему в лицо. Ведь точно, застрелись – такого наплетут вокруг! Припомнят драки-поединки в суворовском, а депутат Госдумы будет в восторге от его смерти! И вообще, пуля в лоб, это слишком примитивно и гнусно, особенно на трезвую голову. Если уж стреляться, то водку надо брать настоящую, монопольную, а не сучковский самопал. Умирать надо красиво, не на дуэли с подлым особистом: во-первых, мастер тайных дел – человек не благородный по своей сути, и устраивать поединок с ним пошло, во-вторых, струсит, не встанет к барьеру и, чтобы оправдаться, отправит под арест на гауптвахту. И из окна выбрасываться, как психопатической студентке, тоже не дело, впрочем как и пихать голову в петлю – вешаться это вообще удел конченых неудачников!

А вот, например, пройти реабилитацию, отдохнуть, получить допуск к полетам и, когда появится топливо, взлететь и не выйти из штопора…

И никто никогда не узнает, гибель это или добровольный уход из мира.

Он тут же и в прямом смысле похоронил саму идею стреляться – закопал «Бизона» в мусор – подальше от соблазна, мало ли, попадет нормальная, монопольная водка и снова сыграет неуправляемая, доставшаяся по наследству натура? – и, облегченный, пошел назад.

Снежный заряд пронесло, ветер сразу же потеплел и принялся слизывать наметенные на зеленеющую землю сугробы. Кажется, светало, или небо, освободившись от зимних туч, прояснилось, и когда Шабанов подошел к командирскому дому, увидел гаснущие звезды и почувствовал, как клонит в сон. На машину возле подъезда и двух офицеров из комендантской роты он не обратил внимания, тяжело переставляя ноги, поднялся к своей квартире, отомкнул замки и толкнул дверь.