Шерлок Холмс и болгарский кодекс (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Тим Саймондс cтр.№ 52

– Для меня вершина спорта – это когда двое людей сходятся в поединке. Такое противостояние исконно, честно и дарит наивысшее возбуждение. Командный спорт никогда не вызывал во мне таких ощущений. Я нахожу его поверхностным и скучным.

– В этом не могу согласиться с вами. Регби – весьма страстный спорт, захватывающий, азартный и увлекательный.

– Я совершаю ошибку, вступая в спор на тему командного спорта с тем, кто занимался им, но тем не менее я поспорю. Слишком часто за игрой трудно наблюдать, потому что всех и вся покрывает густой слой грязи. И потом, спортивные мероприятия проводятся в основном в зимнее время, а это не слишком комфортно для зрителей. Нужно ли продолжать?

– Вы настроены видеть только плохое. Спортивный азарт и мастерство игроков с легкостью перевешивают все упомянутые вами неудобства. И не уверен, что вы когда-либо присутствовали на матче регби, так что ваши рассуждения нельзя считать обоснованными.

– Я и с Эйфелевой башни никогда не прыгал, но убежден, что мне бы это не понравилось! И потом, я наблюдал этот помпезный спорт вживую – то был студенческий матч, и больше я ни разу не ходил на подобные соревнования. Даже крикет показался бы мне более интересным зрелищем по сравнению с той игрой.

– Я считаю крикет величайшей игрой. Его правила можно использовать в качестве кодекса чести и по ним мерить свою жизнь. Крикет – это в первую очередь долг и справедливая игра, и так его видят не только в Британии, но и во всем мире. Элегантный, приносящий разрядку, интригующий и, можно даже сказать, занимательный вид спорта.

– Для тех, кто способен посвятить несколько дней своей жизни одному матчу, крикет, наверное, занимателен. Но я подозреваю, что подавляющему большинству людей не под силу высидеть всю игру от начала до конца – уж слишком это утомительно и скучно. Как я понимаю, своей любовью к этому спорту вы обязаны знакомству, пусть и кратковременному, с доктором Грейсом. Случилось это в Балларате, если я не ошибаюсь.

– Да, шел тысяча восемьсот девяносто третий год, и я подумывал о том, чтобы попытать счастья на приисках Балларата. Золотая лихорадка к тому времени уже закончилась, но я оставался в городке вместе со своим кузеном. Он был завзятым игроком в крикет и много посодействовал тому, чтобы в Балларат прибыла команда Уильяма Грейса и сразилась с двадцатью двумя любителями, собранными из окрестных мест. В их числе был и мой кузен. Матч начался сразу после Нового года.

– Как я понимаю, то было одно из первых турне британских команд по Австралии?

– На тот момент британцы уже дважды побывали на этом континенте, но турне на рубеже семьдесят третьего и семьдесят четвертого годов оказалось наиболее организованным. Поле «Истерн-овал» безупречно, даже Грейс признал его самым английским крикетным полем во всей Австралии.

– За то, что на том поле так же часто, как в Англии, идут дожди?!

– Нет, за его ухоженность и красоту. Грейс набрал сотню пробежек. Это такое зрелище, которого я никогда не забуду. Единственное, о чем я жалею, – меня не пригласили участвовать в игре. Скажите, Холмс, вам даже в детстве не доводилось играть в крикет, ни с мячом, ни с битой?

– Играть с кем, Уотсон? Майкрофт, который был на семь лет старше, не допускал никаких совместных игр. Между нами всегда пролегала пропасть. Отец не находил времени на то, чтобы прививать мне любовь к спорту, слишком занят он был самим собой. Хотя с Майкрофтом отец часто бывал заодно, своего младшего сына он едва терпел. Родственной привязанности не питала ни одна из сторон. Моя мать поощряла в нас любовь к прекрасному, проповедовала добродетели познания и искусства, в частности живописи. Она состояла в родстве с французским художником Верне, и искусство, можно сказать, было у нее в крови, и это давало о себе знать благородством натуры. Я не занимался живописью сколько-нибудь серьезно, но способен судить о том, чьей кисти принадлежит тот или иной холст. Если помните, мне удалось назвать художников, чьи работы висели в Баскервиль-холле.

– Я хотел выразить сожаление, но понял, что оно вам ни к чему. Не было никаких предпосылок к тому, чтобы наши спортивные предпочтения хоть в чем-то совпали. Правда, в одном мы с вами всегда сходились – в полном равнодушии к европейскому футболу.

– Это так. Футбол как будто специально создан для того, чтобы выставить напоказ худшие людские качества. Этот спорт разжигает вражду между поклонниками разных команд, и чем дальше, тем сильнее.

– Согласен, но меня всегда озадачивал вопрос: почему именно этому виду спорта сопутствует такое фанатичное противостояние зрителей? Почему некоторые люди испытывают столь острую потребность принадлежать к группе единомышленников и проявлять столь сильную приверженность избранной команде?

– На ваш вопрос у меня нет ответа, Уотсон. Это загадка, которую я не могу решить и на решение которой не стал бы тратить ни минуты своего времени.

– К счастью, Холмс, в ходе вашей карьеры вам не пришлось часто сталкиваться с любительским или профессиональным спортом.

– Спортсмены редко фигурировали в расследуемых мной делах, за исключением, может быть, Годфри Стонтона и Сирила Овертона.

– И Боба Фергюсона.

– Да, но хоть Фергюсон и был одним из ваших заляпанных грязью коллег по регби, в деле о суссекском вампире спорт не играл никакой роли.

– Должен сказать, что в сложных ситуациях ваши спортивные навыки, как в фехтовании, так и борьбе, оказывались весьма кстати.

– Они уберегли меня от нескольких синяков и пригодились для задержания парочки злодеев. Некоторые оппоненты недооценили мою физическую силу, так как телосложение мое обманчиво в этом смысле. И я нокаутировал хулиганов одного за другим, Уотсон, одного за другим.

– И нашего знакомца мистера Джека Вудли в том числе.

– О да, этот человек очень нуждался в хорошем уроке, и я рад, что преподнес его наглецу.

– Уверен, ему понравилось ехать домой на телеге!

– Джек Вудли был не только нагл, но и жесток. Он бы ни перед чем не остановился ради достижения своих целей, однако мы знавали таких людей и до, и после него.

– О да, Холмс, знавали. Барон Грюнер, доктор Ройлотт, Милвертон и множество других субъектов, не знавших, что такое мораль. Вероятно, им даже в голову не приходило, что их деяния преступны.

– Еще как приходило, мой друг. Они могут казаться безумцами, если сравнивать их с нами, но все до одного пребывали в здравом уме. Жадные – да, злые – да, но вполне отдающие себе отчет в том, что творят. И я никогда не уставал ловить их и отдавать в руки правосудия, в какой бы форме оно ни отправлялось.

– Но, Холмс, в конце концов вы все же устали.

– Нет, ловить их я не устал, но начал сомневаться в том, способен ли на это. Я чувствовал, что силы мои на исходе и промахи и учащающиеся ошибки грозят навредить моей карьере. Закончить практику в тот момент казалось наиболее разумным шагом. Но на покое я не бездействовал, как вам известно. Время от времени мне удавалось решить какое-нибудь дело, по поводу которого со мной консультировались, а потом, как мы уже вспоминали сегодня, через Майкрофта меня настойчиво попросили вернуться к работе и я возродился в обличье Олтемонта.