— А вы не еврей? — поинтересовался
Леонид.
— Вроде как нет. А должен был?
Скрипач вздохнул:
— Понимаете… я тут от нечего делать
попытался посчитать национальный состав населения…
— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался я.
— Оказалось, что основные народы,
живущие в России, здесь представлены довольно равномерно. Даже доля таджикских
гастарбайтеров или народностей Крайнего Севера вполне реалистична… а ведь их
трудно представить играющими в компьютерные игры, так? А вот еврее
в примерно в три раза меньше, чем должно было быть!
— Прячутся на всякий случай? —
спросил я. — Ну, вдруг во всем их обвинят?
Юноша подозрительно посмотрел на
меня и покачал головой.
— Нет… я думаю, тут другое. Просто
евреи в целом… осторожнее.
— И умнее, — сказал я.
Левинсон посмотрел на меня еще более
подозрительно и не стал это комментировать.
— Нормальный еврей в такую
подозрительную контору не полезет, вербоваться звездным пилотом на таких
условиях не станет… А я — поперся!
— Да перестань, — попытался я его
утешить. — Ты же не знал, что все всерьез.
— Почему? Я как раз был уверен, что
это не шутка! В том-то и дело!
— А… — Я кивнул. — Так хотел в
космос?
— Нет, просто такой дурак… А вы как
попали?
— Со мной все в порядке, — успокоил
я его. — Я попал по-русски. В пьяном виде.
— Вот видите! — с такой горечью
сказал Левинсон, словно мое пьяное состояние было… даже не индульгенцией, а
доблестью. Помолчал и добавил: — Я скрипку ненавижу! Я и подписал контракт в
знак протеста. Чтобы, значит, летать. А не пиликать. Да уж, полетал! На меня
как накинулись! Сказали, что я с ума сошел. Что у них с развлечениями полный
швах. Что платить будут в десять раз круче, чем я пилотом заработаю. И вообще…
что в мужские компании суровых пилотов, которые второй год без женщин летают,
молодым юношам лучше не соваться…
— Ну, это тебя запугивали.
— Может быть, — с тоской сказал
скрипач. — Но кто его знает…
Он допил свое молоко, взял футляр,
вежливо поклонился. Я склонил голову в ответ. Левинсон направился к барной
стойке.
Забавно.
Значит, национальный состав России в
целом соблюден?
Это что-то значит? Или случайность?
И почему же, черт возьми, здесь нет
американцев, французов, немцев, китайцев…
Левинсон расчехлил свою скрипку.
Постоял в задумчивости, прижав щеку к деке.
Начал играть.
Ну, неплохо так вроде играл. Я же не
музыковед.
Хотя те, кто играет на скрипке с
раннего детства и до восемнадцати, в моем представлении должны играть лучше…
С другой стороны, к чему ему
напрягаться?
А вот зачем он ко мне подошел и стал
плакаться о своей глупости и нелегкой судьбе? Накипело?
Странно как-то…
Я допил свой ликер и решил, что на
этом надо остановиться. А то пригласят на Суд Чести — а я лыка не вяжу.
Тысячного еврея Леонида Левинсона я
тоже решил выбросить из головы. Иначе сейчас начну играть в следствие и
придумывать странности на пустом месте. Подошел и подошел… может, накипело у
парня…
— Катран. — Ленка подошла ко мне,
погруженному в раздумье, совершенно неожиданно. — Хорошо, что ты уже здесь.
Она сменила свой мешковатый
комбинезон на юбку и блузку. Ну надо же! Туфли на ногах, правда, были грубоваты
— но стачать туфли куда сложнее, чем сшить одежду.
— Шикарно выглядишь, — сказал я.
— Угостишь даму коктейлем?
— Да легко.
Я сходил к стойке и вернулся с двумя
молочными ликерами — последним из барного ассортимента, что я не пробовал.
— Мои любимые, — сказала Лена. —
После того, как абсент запретили.
— Какой абсент?
— Ты знаешь, говорят — почти
настоящий был. Все ингредиенты удалось синтезировать. Но уж слишком сильно бил
по мозгам.
— Ясно.
Мы глотнули молочного ликера. Ну…
«Бейлис» для бедных. Когда-то в юности мы подобное делали с друзьями из водки и
сгущенки.
— Ты извини, что я исчезала, —
сказала Лена. В глазах у нее плясали озорные искорки. — Мне надо было
поговорить. Выяснить отношения. С бывшим парнем.
— А… — только и сказал я.
— Мне не очень нравится то, что у
нас сложилось на станции. Ну… я не ханжа, но мне полиандрия не нравится. Как ни
странно. У меня всегда был только один мужчина. Они часто менялись, но не
пересекались.
— Понятно.
— Ты доволен или нет? — резко
спросила Лена. — Или я чего-то себе напридумывала попусту?
— Нет. То есть да. Я доволен. Я
очень доволен, Лена. Только это неожиданно…
— Почему у мужчин все неожиданно? —
Лена фыркнула. — Ладно. Давай о важном. Сейчас подойдут наши судьи…
— Сюда?
— А почему бы и нет? Эти мероприятия
редко афишируют, но и не секретничают. Я кое-что узнала. Мне практически ничего
не инкриминируют. Я оказала сопротивление, даже убила одного из нападавших… в
общем — со мной все в порядке. С тобой сложнее. Ты согласился пилотировать.
Отвез их на базу. Более того — именно ты придумал, как сбить нападавший
корабль.
— Сбила-то ты.
— Ну, тут они не рискуют претензии
выдвигать… Над ними станут смеяться все пилоты — судить Водилу за то, что она
сожгла корабль агента администрации из ручного плазмомета…
— И что мне делать?
Ленка пожала плечами.
— Упирай на то, что ты новичок. Что
нас собирались уничтожить. Что ты даже не представлял, что такое возможно —
сбить корабль из плазмомета…
— А что мне грозит?
— Корабль могут отобрать! В качестве
компенсации за порчу казенного имущества!
— И все? — удивился я.
— Тебе мало? Сейчас ты пилот. Пусть
неопытный, но с хорошим кораблем. А станешь бепом.
— Бепом?
— Бе-пе — бывший пилот. Есть такое
грубое слово. Как правило, человек, потерявший корабль, начинает работать на
подхвате — на станции или на какой-нибудь крупной планетарной базе. Редко кому
удается подняться снова…