Лондон - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Резерфорд cтр.№ 253

Дети едва научились говорить, а Гарри уж растолковывал:

– «Монах-чернец» означает «лжец». «Хлеба краюха» – «башка от уха до уха». «Кролик и свинья» – понимай «болтовня». – Урок продолжался: – «Пшеничная нива» – «улочка крива». – С ухмылкой: – Ну а «кимвалы» – «сапожника причиндалы»? [69]

– Яйца! – вопили дети.

– Нет, – возражал он с серьезностью проповедника. – Это шила, такие маленькие пики, которыми сапожники проделывают дырки в коже. Так?

– Мудя! – восторженно визжали те.

Поэтому-то Гарри Доггет и буркнул при виде миссис Доггет, одолевавшей ступени:

– Сатана!

Подразумевая «жена».

Добравшись до поджидавшего ее семейства, она уже стала красной как рак, но вовсе не от нагрузки. Бедой миссис Доггет был «Аристотл», то бишь «боттл». В бутыли же засел «сукин сын».

Что означало «джин».

Мамашино горе, как они говорили, но горе больше смахивало на семейное, потому что одному Богу известно, сколько лондонских семей пострадало от этого зла. Беда крылась в том, что чистый спирт был очень дешев, и когда голландский король Вильгельм ввел в обиход сей популярный на его родине напиток, городская беднота настолько к нему пристрастилась, что тот превратился в величайшее проклятие того времени. Гуляло присловье: «На пенни пьян, на пару – в лежку», а миссис Доггет, увы, тратила больше пары пенсов на дню. «Освежает», – так она выражалась, когда приступала к делу, и не было силы ее остановить.

Женщина она была маленькая, круглая. Пусть глаза от пьянства превратились в щелки, но и сквозь них она видела вполне хорошо. Гарри Доггет заговорил с ней твердо, но без злобы:

– Снова устрицы?

Эстуарий Темзы стал приносить до того богатый улов, что устрицы стоили дешевле некуда.

– Сукин сын, – тявкнул один из детей постарше.

– Я же дал тебе шиллинг с утра, – напомнил Доггет. – Старушка, ты не могла просадить все.

И в этом пункте миссис Доггет, как ни была пьяна, искренне опешила.

– Я всего-то двухпенсовик и потратила, – нахмурилась она.

– А кто же тогда? – спросил он, и дети замотали головой.

Правда, присмотрись он внимательнее, от него не укрылась бы заговорщицкая улыбочка, которой обменялись семилетки. Сэм и Сеп отлично знали, в чем дело. И признаваться не собирались.

Район Севен-Дайлс был забавным местом. Как-то так получилось, что там сходилось семь маловажных улиц. На их пересечении за оградой стояла каменная дорическая колонна с часами, которые имели примечательную особенность: семь циферблатов, по одному на улицу. Казалось, что география самая выгодная и по праву почтенная: чуть восточнее Ковент-Гардена, где ныне образовался цветочный рынок, и в каких-то пяти минутах ходьбы от Пикадилли. Но эти семь улиц не отличались благопристойностью соседних кварталов и предпочли быть клоакой, являя миру сущее безобразие.

Если понадобился джин подешевле – ступай в Севен-Дайлс. Иные так и называли это место: Джин-лейн. Захотелось женского общества поздоровее и не самого страхолюдного – становись под часы, слетится дюжина дамочек: не столько профессиональных шлюх, сколько жен трудового люда, готовых подзаработать. А если нахлынула блажь остаться с обчищенными карманами, то прогуляйся по любой улице из семи – кто-нибудь да услужит.

Но Сэм и Сеп чувствовали себя в Севен-Дайлсе как рыбы в воде. В конце концов, они родились в трущобе, до которой была минута ходьбы. Их знали все. Сэма и Сепа не тронули бы даже неуравновешенные личности с опасными привычками. Не стоило забывать, что их отцом был Гарри Доггет – фигура, имевшая некоторый вес.

Уличные торговцы водились в Лондоне всегда – мужчины и женщины с корзиной или тележкой, совавшие свой товар из двери в дверь, но теперь их развелось как никогда много. Объяснение было простое: неуклонный рост населения и превращение старых уличных лавок в постоянные магазины.

Бедняки редко захаживали в последние. Дорого, да и мало кто из хозяев разрешал оборванцам портить картину и отваживать лучших клиентов. Поэтому бродячие торговцы исправно нарезали круги, поднимая такой гвалт, что могло показаться, будто некий большой и шумный рынок вдруг снялся с места и устроил шествие. «Горячие пироги!», «Жирные цыплята, налетай!», «Лимоны и апельсины!», «Спелые вишни!». А какой-нибудь булочник просто размахивал колокольчиком. Шум стоял неимоверный.

Но королями у этих торговцев-кокни считались костермонгеры. Гарри Доггет был из них.

Название произошло от «costard» – сорт крупных яблок и «monger» – торговец. Такой костермонгер, как Гарри Доггет, владел ослом и красочно расписанной тележкой. В зависимости от сезона и времени суток он продавал рыбу, фрукты и овощи. Крупнейшие костермонгеры являлись теневыми властителями своих районов. Они поддерживали порядок среди торговцев и передавали свой статус по наследству в монархиях кокни. И хотя Доггет не входил в самую элиту, с ним нужно было считаться. Честный в делах, всегда готовый врезать первым и оценить шутку, всеобщий – и женский, как было отлично известно, – любимец с неизменным, свободно повязанным на шее красным платком, Гарри Доггет был среднего роста, но очень широк в плечах.

Однажды мальчики подслушали признание крепыша-мясника:

– Было дело, он мне засветил. Жалею, что напросился.

– И каково тебе пришлось? – спросил кто-то.

– Да лучше бы ломовая лошадь лягнула, – глубокомысленно ответил мясник.

Гарри мог бы сойти за везучего человека, если бы не миссис Доггет.

– Не то чтобы она обходилась дорого, но от нее ни гроша не дождешься, – объяснял он.

Человек его положения, пусть даже костермонгер, вправе рассчитывать на некоторый доход от жены.

Испробовали все, чтобы отвлечь ее от джина. Обычную работу вроде прачки она бросила. Однажды весной он попробовал вывезти ее на недельку в Челси и Фулхэм. Там, в необъятных огородах и садах, принадлежавших мистеру Гунтеру, работали приезжие с юго-запада Англии и даже из Ирландии. Но она все равно ухитрилась раздобыть джин, напилась и врезалась в теплицу. Летом Гарри показалось, что решение найдено: приятель, работавший в пивоварне Булла в Саутуарке, предложил миссис Доггет и детям поработать несколько недель на уборке хмеля в Кенте. Но миссис Доггет отказалась ехать. «Не сковырнешь! Приросла к месту, что твой моллюск», – вздохнул Гарри. Тем дело и закончилось.

Иногда он гадал, не сам ли виноват. Может, это он подтолкнул ее к пьянству? Гарри погуливал на стороне – не в этом ли дело? Хотя нет, вряд ли. При всех недостатках миссис Доггет всегда была покладистой и уживчивой. Что же касалось его грешков, то он подозревал, что и супруга не безгрешна. «Так уж устроено, что некоторые привыкают к выпивке, – рассудил он. – Вот и она пристрастилась». Но какова бы ни была причина, это означало, что Гарри даже с тележкой не мог взлететь высоко, а потому он предупреждал детей, быть может, излишне усердно: