Лондон - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Резерфорд cтр.№ 108

Но он мог утешиться хотя бы тем, что был достаточно важен, чтобы присутствовать тремя днями раньше на большом собрании, которое состоялось возле замка на лугу Раннимид.

Король Ричард Львиное Сердце оказался плохим монархом. Он так и не появился в Англии. Когда же пал в бою и ему наследовал брат Джон, кое-кто понадеялся, что дела пойдут на лад. Никто, конечно, не мог предвидеть бедствия, каким обернулось правление Джона – короля Иоанна. Он убил своего племянника, несчастного юного Артура Бретонского. Затем в ходе нескольких опрометчивых кампаний лишился почти всей отцовской империи по ту сторону пролива. Генрих поссорился с Бекетом, но Иоанн ухитрился так безнадежно разругаться с папой, что Англия угодила под интердикт. Месс не служили годами, и мало кто мог рассчитывать даже на благопристойное погребение. Наконец, его угораздило оскорбить в Англии так много знатных семей, что группа решительных англичан сочла за лучшее восстать и призвать его к порядку.

Результатом явилась Великая хартия вольностей, которую Иоанна заставили подписать на лугу Раннимид тремя днями раньше.

В каком-то смысле это был консервативный документ. Большинство условий, выставленных королю, и основные свободы являлись не более чем давно установленными договоренностями и старым английским общим законом. Иоанна обязали соблюдать правила. Впрочем, имелись некоторые усовершенствования: вдов больше было нельзя насильно, как Иду, выдавать замуж. Появились также статьи, не позволявшие заключать людей в тюрьмы без суда. Однако некоторые положения были поистине радикальными. Вместо старинного совета – группы видных аристократов, неизменно дававших рекомендации королю, – восставшие потребовали поименованного совета из двадцати пяти человек, включая архиепископа Кентерберийского и мэра Лондона, который обеспечил бы соблюдение хартии королем. В противном случае тот подлежал смещению.

– Неслыханно! – заметил Силверсливз мятежному барону. – К такому не принуждали ни одного монарха! Ну да, – продолжил он, – Англия вполне уподобится коммуне. Ваши двадцать пять баронов сойдут за олдерменов, а король будет не выше мэра!

– Я совершенно согласен, – ответил дворянин. – Идею нам подал именно Лондон, мой дорогой друг.

Сам же Лондон тоже не избежал включения в хартию. Вот странное дело: хотя олдермены намеревались защитить свои привилегии, они не потребовали соблюдения права на коммуну. Причину растолковал Силверсливзу Булл.

– Дело в налогах, – осклабился он. – Видишь ли, мы быстро поняли, что коль скоро коммуна почитается за отдельного барона, то стоит делу дойти до налогов, как другим горожанам захочется, чтобы самые богатые платили больше. Но если король обложит налогом каждого гражданина отдельно, то это не ударит так больно по нам, олдерменам. Поэтому выходит, что не так-то уж и нужна эта коммуна, как казалось!

Но с мэром обстояло иначе. Он назначался королевской хартией бессрочно.

– Теперь его у нас не отберут, – заверил Булл Силверсливза.

Был добавлен еще небольшой пункт – под номером 33.

«Все запруды на будущее время должны быть совсем сняты с Темзы и Мидуэя и по всей Англии, кроме берега моря». [29]

После сорока с лишним лет ожидания олдермен Сампсон Булл восторжествовал над королем.

Ища укрытия, Силверсливз двинулся тропкой, которая вела в деревню, где он прежде не бывал. Доехав до хижины, потребовал, чтобы его впустили. И лишь немного обсохнув, приметил в крестьянской семье, неохотно оказавшей ему гостеприимство, кое-что любопытное: белую прядку в волосах у отца. Он пробыл у них час, пока не закончился ливень, затем навестил управляющего поместьем, где находилась деревушка.

По возвращении тем же днем в Лондон Пентекост Силверсливз улыбался.

Жизнь Адама Дукета сложилась удачно. Теперь он был членом гильдии рыботорговцев – положение скромное, но почтенное. Конечно, случались и скорби: первая жена умерла при родах несколько лет назад, но у его старого покровителя Барникеля была на выданье дочь Люси. Они собирались пожениться весной.

Унылым ноябрьским вечером посыльный доставил в дом Адама Дукета на Корнхилле странные новости. Не просто странные – бессмысленные.

Его вызывали в суд – обязывали явиться в Гастингс в двухнедельный срок.

– Я ничего такого не натворил, – сказал он посыльному. – В чем дело?

Когда на следующий день в доме мэра все выяснилось, он не поверил своим ушам.

Старинный суд в Гастингсе обычно собирался по понедельникам. Заседания проходили в простом каменном особняке весьма скромных размеров, с крутой деревянной крышей, стоявшем в районе под названием Олдерменбери сразу за еврейским кварталом. Местность вокруг была намного более открытой, чем где бы то ни было. Здесь имелось несколько внутренних двориков, а окружавшие ее улицы странным образом изгибались. Пару поколений назад в этих строениях все еще различались контуры римского амфитеатра, однако теперь тот был совершенно забыт. Маленькое каменное здание суда, где собирались олдермены и мэр, называлось Гилдхолл.

И здесь, в Гилдхолле, имея при себе в поддержку Барникеля и Мейбл, Адам Дукет предстал холодным ноябрьским утром перед мэром и олдерменами Лондона. А также перед своим обвинителем – Силверсливзом.

Последние десять дней напоминали кошмарный сон. Обвинение явилось ниоткуда – от человека, которого он едва ли знал даже в лицо. Его обвинили не в преступлении. Дело оказалось намного непостижимее.

– Они говорят, что я не тот, кем себя считаю, – сказал он Мейбл, – а я не могу ничего доказать.

Адам старался. Даже поехал в деревушку близ Виндзора в тот же день, когда выслушал обвинение. Но, к его удивлению, дальние родственники, которых он в жизни не видел, и управляющий землевладельца подтвердили его вину.

– Хоть бы матушка была жива! – вскричал он. – Может, она что-то знала!

Но никто не мог ему помочь.

Силверсливз начал речь. Тощий, согбенный, он мог быть посмешищем, однако сейчас, очутившись целиком в своей стихии, стал на удивление внушительным.

– Обвинение, почтенные мэр и олдермены, весьма простое, – заявил он. – Перед вами стоит некий Адам Дукет, рыботорговец и якобы гражданин Лондона. Мой долг сегодня сообщить вам, что я уличил его в самозванстве. Да, это Адам Дукет. Но он не может быть гражданином сей благородной коммуны. – Силверсливз сопроводил это слово глубоким поклоном. – Ибо Адам Дукет – не вольный гражданин, а серв.

Знатные мужи Лондона утомленно вздохнули.

– Предъяви нам доказательства, – потребовали они.

Такие обвинения не были редкостью и звучали в лондонских судах на протяжении многих поколений. Теоретически – да, серв мог сбежать и жить в городе необъявленным год и один день; после этого он становился свободным. Но подобные беглецы попадались нечасто, и с ними, если у них не находилось денег, предпочитали поступать как с бродягами. Вдобавок у вольных граждан Лондона были семьи, нуждавшиеся в работе, и гильдии, подлежавшие защите. Это была гордая коммуна. Обычай же недвусмысленно таков, что вольные граждане не терпели присутствия в своей среде людей, находившихся в услужении. «Мы бароны, – говаривали они, – а не беглые сервы». Немыслимо, чтобы фактический серв выдавал себя за гражданина.