О Прянике до него тоже доходили слухи, и хотя встречаться с ним не доводилось, ему было известно, что тот имел одну из лучших коллекций французского кубизма.
– Он сегодня умер, – мрачно проговорил Елисеич.
– Вот это да-а, – невольно протянул Потап, не представляя, как должным образом реагировать на столь неожиданную новость. – Он ведь не старый был.
– Всякое могло случиться. Такие они, дела… – Помолчав для приличия, чтобы подчеркнуть прискорбный момент, Елисеич уже бойчее продолжил: – Сейчас он в морге. Его квартира опечатана. Когда распечатают, все его имущество перейдет к наследникам. У нас только два дня, чтобы заработать на этом. – Вытащив несколько фотографий, вор разложил их перед Потапом: – Запомни эти четыре картины. Вот эта висит у него в зале, – поднял он первую фотографию. – Эти две – в спальной комнате, а вот эта… с арбузами, надо полагать, способствовала покойничку для пищеварения, висит на кухне. Подменишь их на такие же. – И, предупреждая возможный вопрос, добавил: – Рамы и холсты – один в один. Понял?
– Понял.
– Теперь о картинах… Художника Вересова знаешь?
– Встречались.
– Вот сейчас пойдешь к нему и заберешь «фальшаки». Он уже намалевал.
– Так я пошел? – смутно осознавая, что смерть коллекционера не была случайной, сказал Потап.
– Постой… Почему не спрашиваешь, какова твоя доля?
– Сколько дашь, столько и ладно. Думаю, что не обидишь. Дело-то ведь не мое.
– Подходящий ответ. Не обижу, не переживай. Только я вот хочу спросить, у тебя с Надей как… Серьезно?
Потап невольно сглотнул. Елисеич о них знал все, и это было написано на его строгом высохшем лице. Подобного разговора было не избежать, вот только никак не думал, что это произойдет так скоро.
– Да, – ответил Феоктистов.
– Да ты не тушуйся… Ты мне нравишься, парень. Дело у вас молодое, быстрое. Понимаю тебя прекрасно, сам таковым был. – Голос у Елисеича звучал ровно, располагающе, прямо настоящий дедушка, дающий советы подрастающему внучку. Вот только в глубине его глаз мерцал бесноватый огонек, от которого невольно хотелось заслониться руками. – А вот если она про тебя дурное слово скажет, не обижайся… порву! – с прежней теплотой заключил он.
Потап неловко растянул губы, смешавшись под строгим взглядом, и ответил:
– Я не могу без нее, она моя судьба.
– Хм… Сильный ответ, – признал Елисеич. – Не ожидал… Знаешь, вокруг нее немало кавалеров вертелось, всем от ворот показала, а вот тебя почему-то приметила. Даже сам не знаю почему. А ведь такие молодцы были, ого-го! Может, ты скажешь почему?
– Надежде видней, – пожал плечами Потап.
– Конечно же видней… А ты – молодец, не побоялся, подошел к ней. Многие ухажеры, едва узнав, чья она, тут же в сторону отваливали. Вот что я тебе скажу. – Голос старика неожиданно потеплел, и сам он вдруг как-то размягчел, а у глаз образовались длинные морщинки, превратив закоренелого вора в обыкновенного добродушного папашу, пекущегося о судьбе любимого чада. – У меня, кроме нее, никого нет. С ее матерью я лет двадцать пять назад сошелся. Сразу после того, как откинулся… Подогнали мне «маруху», молодую девчонку, ей тогда едва восемнадцать стукнуло. Даже сам не понял, как меня засосало. А через год я уже не мог без нее, привык просто… И она ко мне тоже потянулась, как былинка какая-то. У нее ведь тоже, как и у меня, на всем белом свете никого не было. Так и жили вместе под одной крышей. А потом Надька родилась… Признаюсь, парня хотел, ведь свое дело кому-то передавать нужно было. А тут баба! Поначалу даже как-то подрастерялся, а потом ничего, привык… Сейчас даже не знаю, что бы я с пацаном делал. Родился бы какой-нибудь головорез, как бы я с ним справлялся? А с девчонкой совсем иное дело. Сколько ее ни гладь, никогда не испортишь, все впрок! Если у вас все заладится, я все вам оставлю. У меня кроме картин и разного антиквариата еще кое-что припасено на черный день. Мое дело продолжишь, а с нужными людьми я еще тебя познакомлю. Всему свой срок.
Этой же ночью, прихватив у копииста четыре картины, Потап отправился в опечатанную квартиру. Сняв со стены подлинники, он развесил на их место подделки и так же незаметно удалился.
За переданные картины Елисеич, не поскупившись, отвалил ему хорошие деньги.
– Вот, возьми… С Надей в кино сходишь.
Потап не сумел сдержать улыбку, на пожалованные деньги можно было несколько лет жить безбедно, ежедневно питаясь в ресторанах. Собственно, с этих денег и начался первый стартовый капитал. На них он купил себе первую машину, потом пару картин, положив начало внушительной коллекции, ставшей впоследствии одной из лучших частных собраний Европы. Понемногу стал обрастать собственными связями, появились заказчики из-за рубежа: состоятельные люди хотели непременно иметь русский авангард, на тот момент слывший в Европе едва ли не мессианским. И тогда он решил продать две картины Павла Филонова, доставшиеся ему от дальней родственницы художника. «Окно» за границу он пробил через служащего авиакомпании, который не однажды выручал его за солидную плату. Благо, что на гражданском самолете столько места, что провезти в нем можно не только пару картин, свернутых в обычные трубки, а десятки килограммов наркотиков и оружия. Но в тот раз пошло что-то не так, служащий занервничал, правда, груз все же взял. Как впоследствии оказалось, он находился под контролем у службы безопасности, которая вскоре отследила всю цепочку. Так что Потап Феоктистов попал в расставленную сеть одним из первых…
Отсидев восемь лет, он вернулся к Надежде, которая сумела его дождаться, а еще через пять лет, видно, предчувствуя близкую кончину, Елисеич передал ему всю свою коллекцию, официально назначив своим наследником. Имущество Потапа, и без того немалое, увеличилось втрое. Количество картин и антиквариата, включая коллекцию оружия, было столь впечатляющим, что другой такой коллекции просто не существовало.
И вот сейчас Феоктистов отправился в Лондон, чтобы отыскать следы своей пропажи.
Глава 8
Тайная комната, или Набросок Рембрандта
У Феоктистова с аукционным домом «Сотбис» за долгие годы сотрудничества сложились весьма тесные отношения, поэтому ему несложно было попасть на прием к самому высокопоставленному лицу и при надобности заручиться его поддержкой. Кроме того, сам Потап Викторович в последнее время серьезно занимался старым русским искусством, которое значительно поднялось в цене, поэтому руководство «Сотбис» всерьез рассчитывало на выгодное партнерство.
Сразу после приезда в Лондон Феоктистов направился в район Мейфер. Побродил среди праздношатающейся публики, поднявшей отчасти ему настроение, а затем повернул на фешенебельную улицу Бонд-стрит к офису аукционного дом «Сотбис». Постоял перед помпезным черным крыльцом, после чего решительно потянул на себя никелированную ручку и вошел в здание. Каждый сантиметр просторного холла едва ли не вопил о роскоши. Потап Викторович уверенно прошел через бдительную охрану, угадавшую в нем человека состоятельного, не однажды побывавшего в знаменитых стенах, и затопал дальше в сторону служебных помещений.