— Что ж, будем считать, что вы меня успокоили.
— Где эти органы находятся сейчас? — уточнил Шумилов.
— Я их передал на кафедру судебной медицины. Там прекрасная химико-токсикологическая лаборатория. Я ведь не сам буду проводить исследования, мое дело — организовать.
— Как бы мне поговорить с лицом, ответственным за лабораторный анализ?
— Очень просто. Я вас отведу.
По гулким коридорам университетского здания профессор провел Шумилова на кафедру судебной медицины и в дверях лаборатории любезно пропустил гостя из прокуратуры вперед. Толкнув тяжелую дверь, Шумилов оказался в просторном кабинете, стены которого были увешаны таблицами и цветными плакатами, показывающими в разрезе части человеческого тела; два длинных стола были плотно заставлены разнообразным химическим оборудованием, а вдоль стен тянулись шкафы с опечатанными дверцами. На большом круглом столе у самой двери примостился пузатый медный самовар, подле которого хлопотал молодой человек в поддевке. Краник самовара не хотел ему поддаваться, и молодой человек, отдернув обожженные пальцы, крикнул Шумилову повелительно:
— Слышь-ка, братец, подержи самовар, да только возьми тряпицу, а то руки обожжешь!
Он, видимо, признал в вошедшем своего брата-студента.
Через секунду в лабораторию вошел профессор Штейфер:
— Павла Николаевича позови! Скажи, что я к нему гостя из окружной прокуратуры привел…
Молодой человек в поддевке только теперь, видимо, заметил под распахнутым пальто Шумилова форменный мундир чиновника министерства юстиции. Он аж присел на месте и, пробормотав: «Сей момент отыщем…», выскочил за дверь.
Меньше чем через минуту в лаборатории появился ее заведующий. Из записки Николаевского его имя и фамилия были Шумилову известны. Павел Николаевич Загоруйко оказался маленьким плешивым мужичонкой, меньше всего похожим на талантливого представителя академической науки, каковым признавался всеми. Представившись и присев к столу с самоваром, за которым расположились Штейфер и Шумилов, Загоруйко неожиданно спросил:
— А вы, что же, уже возбудили дело?
Алексей не понял вопроса, но ответил в тон:
— А что, уже пора?
— Полагаю, да. Николай Прознанский скончался от передозировки морфия. Слава Богу, морфий мы умеем надежно определять. В содержимом желудка, а также в крови обнаружено смертельное содержание морфия. Покойный должен был принять его не менее двух десятых грамма, что соответствует трем аптечным гранам. Конечно, морфий входит в состав некоторых лекарств, но такое количество невозможно получить ни с одним лечебным препаратом. Ну, разве что одномоментно выпить ведро сонных капель, — Загоруйко усмехнулся, — что невозможно по определению… Так что смерть молодого человека наступила от отравления.
Профессор Штейфер залепетал растерянно: «Ай-яй-яй, боже ж мой, какая некрасивая история и мы здесь…». Он запнулся на полуслове, но мысль была очевидна: из-за Николаевского он мог быть втянут в уголовное расследование.
— Мне понадобится заключение, — сказал Шумилов заведующему лабораторией.
— Разумеется.
— Я бы хотел кое-что уточнить, — Шумилов задумался на секунду, формулируя мысль, — вы уверены в прижизненном попадании морфия в организм? Другими словами, вы не допускаете, что раствор морфия был влит в емкости с органами после аутопсии?
— С какой целью? — в свою очередь спросил Загоруйко.
— Ответьте, пожалуйста, на вопрос.
— Понимаю, куда вы клоните, — Загоруйко на минуту задумался. — Вы что же, сомневаетесь в честности Николаевского?
— Павел Николаевич, вы сами судебный медик и знаете порядок назначения и проведения патологоанатомического и судебно-химического исследований. То, что сделал Николаевский…
— Да-да, понимаю. Он нарушил предписанные инструкцией Медицинского комитета правила и сам привез органы на экспертизу. Но для чего ему вливать морфий? Из каких корыстных соображений? Чушь, не может быть! Это честнейший человек! — Загоруйко энергично встряхнул плешивой головой, и это движение придало ему упрямый вид. — Никогда не поверю! Есть такое понятие — врачебная этика. И для Николаевского это не пустой звук. Поверьте мне, я знаю Николая Ильича, и отдаю себе отчет в том, что говорю.
Профессор Штейфер молчал. Он, похоже, уже ни в ком и ни в чем не был уверен.
— Хорошо, не стану настаивать, — согласился Шумилов, — в конце концов, это всего лишь допущение, которое следует иметь в виду. Ответьте, пожалуйста, на другой вопрос: химический анализ вещества печени позволит выявить отравление морфием?
— Позволит. Печень — это фильтр крови. Если морфий поступил в кровь, он обязательно оставит след в печени.
— Завтра вы получите для исследования человеческую печень. Я бы попросил проверить ее на содержание морфия.
На этом они разошлись. Шумилов забрал заключение химической экспертизы и отправился обратно в прокуратуру. Там он успел обо всем доложить Шидловскому, который до конца дня выписал постановление о возбуждении уголовного дела (канцелярия Санкт-Петербургской окружной прокуратуры тут же зарегистрировала его). С копией постановления Шумилов отправился в Адмиралтейскую полицейскую часть, где забрал саквояж с судком, и отвез его обратно в прокуратуру.
Уже наступил вечер, но в преддверии белых ночей еще не стемнело, только вот стало уже по ночному холодно и неуютно. Прохожих почти не было, по небу неслись рваные облака, ветер заставлял поднять воротник и спрятать руки поглубже в рукава пальто. Путь на извозчике не был слишком длинным, и его как раз хватило, чтобы обдумать ситуацию.
Получалось, что подозрения доктора относительно неестественной причины смерти Николая Прознанского оправдались. Интересно, чем питались таковые, ведь недаром Николаевский не дал разрешения на погребение и всемерно, даже нарушая правила, способствовал скорейшей экспертизе. Скорее всего, доктор во время посещения прокуратуры рассказал далеко не все. С другой стороны, подозрений в адрес Николаевского тоже не было.
«Надо составить план действий и завтра с утра согласовать с Шидловским», — решил Алексей Иванович, подводя итог размышлениям.
В своем кабинете он, не раздеваясь, присел к столу и набросал на листе писчей бумаги:
«План розыскных мероприятий, отработка версий.
1. Отравление по неосторожности. Возможно, яд принял (или ему дали) по ошибке. Узнать, как и чем лечили, где готовились лекарства. Кем готовились. Есть ли в доме морфий?
2. Самоубийство. Что был за человек? Характер, круг общения. Любовные драмы. Вредные привычки. Хронические заболевания. Долги. Шантаж (доведение до самоубийства).
3. Убийство. Узнать все об окружении. Кому и чем мог мешать? Кому была выгодна смерть?»
Шумилов застыл над листком с записями и уставился невидящими глазами в точку прямо перед собой. Дальнейшая детализация плана, очевидно, была сейчас не нужна: надо было познакомиться с семьей покойного, окунуться в ее атмосферу и лишь потом задумываться, как развить тот или иной его аспект.